Экхаут Ван - Молчать нельзя

Что там творилось! Эсэсовцы и капо избивали голых пленных. Горела печь, на углях лежали раскаленные добела железные прутья.

Больше всех свирепствовал Рихтер. Генек подумал: "У кого хватит сил отомстить за все это? Найдется ли такой человек, который придумает злодеям достаточно суровую кару?"

- Вот это да!- обрадовался Клейн.

Вооруженные свинцовыми дубинками немцы гонялись по всему помещению за русскими и били по чем попало, ломая руки, ноги, пробивая головы. Каждый удар гулко раздавался в комнате. Человек сорок уже лежали на земле, корчась от боли или потеряв сознание. Убегавшие падали, спотыкаясь о тела своих товарищей. Но палки их настигали. Дикая сцена длилась не меньше часа, до тех пор, пока не попадали все русские.

- Контроль! - скомандовал один из эсэсовцев, с удовольствием наблюдавший в стороне за расправой.

Потерявшие всякий человеческий облик, бандиты тыкали раскаленным железом в половые органы. Раздавался отвратительный шипящий звук, нестерпимо воняло паленым. "Контроль" оказал магическое действие. Жгучая боль прерывала самые глубокие обмороки, и "мертвые" вскакивали с дикими воплями. Их обругали "проклятыми симулянтами", и избиение началось снова.

Когда страшный "контроль" показал, что в живых не осталось ни одной души, Рихтер заметил Генека.

- Ты как здесь очутился?

- Меня пригласили полюбоваться спектаклем,- ответил Генек.

- Он напал на капо,- объяснил Клейн. - Я стукнул его легонько рукой, а он свалился как мешок.

- Ты знаешь, что я одним ударом разбиваю череп,- сказал Юп Генеку и посмотрел на свинцовую дубинку, которую держал в руках.

- Он отсидит три ночи в карцере и три дня отработает со штрафниками, но не больше,- прервал Клейн.

- Ну-ка дай я взгляну на твою морду,- подошел Юп к Генеку. - Эге! Никак, дружок писаря?!

- У меня нет друзей,- насупившись, буркнул Генек.

- Пошли,- позвал его Карлик,- отведу тебя в "санаторий".

В конторке записали фамилию и номер Генека. Сюда из камер, находившихся внизу, доносилось пение взбунтовавшихся заключенных. Им было слышно, как расправлялись с русскими. И они знали, что скоро придет их черед, как бы они себя ни вели. Поэтому они пели партизанские песни. Пели смело, вызывающе. Генек приободрился. Посмотрел на писаря, корпевшего над своими бумажками, и на портрет Гитлера. В нем опять заговорил Мордерца, ему захотелось свернуть шею эсэсовцу и Клейну, завладеть их оружием и устроить немцам хорошую потасовку, но он сдержался.

- За что сюда попал?- спросил - эсэсовец.

- Справьтесь у него,- кивнул головой Генек в сторону Клейна.

- Проклятый ублюдок, если еще раз осмелишься грубить, я тебя...

- Брось,- вмешался Клейн. - Я проучил его достаточно.

Он снова стукнул Генека своим до смешного маленьким кулачком. Генек не шелохнулся. Писарь отвлекся от своей работы. Карлик готов был убить Генека. В бешенстве он ударил Генека еще раз. Генек упал. Надо выжить. Что толку, если его прикончат? Надо бежать, найти партизан. И мстить. Он вдвойне оправдает свою кличку. Только бы попасть на волю. Он заставит шкопов на своей шкуре испытать все, что они делают здесь с заключенными.

- Запиши - непослушание,- велел Клейн другому офицеру. - Три ночи в карцере и три дня работы в штрафной.

- Я пошлю его в группу Кранкемана. Этот умеет обламывать непослушных.

- Очень хорошо,- одобрил Клейн. - Я, пожалуй, сам отведу его вниз. Пусть прохладится в карцере, а буянить будет - помести в одиночку.

У Генека тошнота подступила к горлу, когда он вдохнул затхлый, спертый воздух подвала. У входа лежали два трупа, за дверями не было слышно ни звука.

"Зеленый" со шрамом на лбу открыл дверь, втолкнул Генека в подвал и захлопнул ее.

В подвале невыносимо воняло. В темноте было трудно различить, сколько еще человек находится там. Маленькое окошечко являлось единственным источником света и свежего воздуха.

- На сколько дней?- спросил кто-то Генека.

- На три,- ответил он.

- А днем со штрафниками?

- Да! Обещали так!

Генек увидел, что у окошка, прижимаясь друг к другу, стоят все заключенные. Лежали лишь те, кому уже не подняться. Один царапал что-то ногтем на стене.

- Что он там пишет? Мемуары?- поинтересовался Генек.

- Это ксендз. Вот уже два дня без перерыва он рисует распятого Христа, хотя времени у него достаточно. Ведь он должен пробыть здесь до смерти.

- Проклятие,- пробормотал Генек, прислонился к сырой стене и тихонько скользнул вниз.

- Встань! Лежать и сидеть не разрешается!