Людо ван Экхаут: Это было в Дахау.

Вот и написана книга о Дахау. Она должна стать моим лучшим романом. Ведь Дахау – отчасти «мой» Дахау. Там осталась моя молодость. Там осталось мое здоровье. Там я дорого заплатил за то, чтобы познать самую высокую истину: все люди могут быть друзьями, независимо от вероисповедания, расы, языка, национальности.

В Дахау я получил урок, который, видимо, каждый человек получает однажды в жизни. Пришлось испытать рабство, чтобы оценить свободу. Пришлось столкнуться с варварством, чтобы познать сущность человечности. Пришлось ощутить на себе глубочайшую ненависть, чтобы взять на себя впоследствии миссию дружбы и мира.

Концентрационный лагерь изменил всех мужчин и всех женщин, попавших в него. Большинство нашли там свою смерть. Но сильные духом и телом выжили, стали крепче. Они вышли из лагеря мудрее и добрее. С твердым желанием уничтожить все границы в мире будущего, протянуть руки людям, невзирая на общественное положение, вероисповедание, язык. И с идеалами мира и братства, окрепшими в страдании.

Да, книга о Дахау должна стать моим лучшим романом.

Но эта книга не совсем роман – скорее всего, это воспоминания.

Очень странно, но об этом первом гитлеровском лагере, где недолго находился и я, мне не удалось собрать достаточно материала для большого многопланового романа.

Я написал большие романы об Освенциме, Треблинке, Маутхаузене, о Варшавском гетто, Бухенвальде и Равенсбрюке. Об этих лагерях смерти мне удалось собрать подробную историческую документацию. И по сей день ведется серьезная работа по сбору свидетельских показаний, документов и фотографий, на основе которых составляется история концентрационных лагерей. О них должны знать потомки. Ведь концлагеря были самым жестоким проявлением фашизма. Ведь там люди испытывали невыносимые страдания. Там совершались кошмарные преступления.

Я всегда искал и находил необходимый фактический материал для своих романов в ГДР, в Польше и Советском Союзе. Я ничего не нашел о Маутхаузене. Но, к счастью, я познакомился с бельгийским голландцем Йоханом Свинкелсом, у которого сохранились записи об этом лагере.

Моя книга о Дахау является неполной и ограничивается личными воспоминаниями, за исключением нескольких глав о польском священнике и о преступлениях нацистского зверя доктора Рашера, проводившего в Дахау ужасные медицинские эксперименты, о которых сохранилась его подробная переписка с Гиммлером.

И все же мне думается, что жизнь даже одного-единственного человека в лагере заслуживает внимания. Меня не повесили, не отравили газом, не расстреляли. Я был лишь одним из номеров, одним из миллионов безымянных узников. В лагере я не совершил ничего героического. Для этого у меня не было сил. Я старался выстоять, пытался выжить. Стремление стать свидетелем возникло позже. Не в лагере. В лагере я утратил способность мыслить. Там мое поведение диктовалось инстинктом, почти животным. Вывод я сделал потом. Вывод о том, что мой долг – стать свидетелем. Правда, однажды я спас жизнь товарищу – ты помнишь, Йеф из пригорода Антверпена? – но мой выбор был не случайным: Йеф был единственным бельгийцем в нашем бараке, и я боялся потерять его.

Эта книга – воспоминания об увиденном, услышанном и пережитом одним человеком. Это репортаж о неприкрашенной повседневной жизни концлагеря. А лагерь – не тюрьма. В тюрьме заключенный может вести обособленную жизнь. У него своя камера. Ночами он может погружаться в свои сны. Он может сохранить человеческое достоинство. Концентрационный лагерь прежде всего и главным образом призван подавить человеческое достоинство.

Мне повезло, и я не сразу попал в Дахау. Мне была предоставлена возможность пройти «стажировку» сначала в антверпенской тюрьме Бегейненстраат, а затем в каторжной тюрьме Байрет. Таким образом, я постепенно переходил от плохого к худшему, а затем и к самому худшему. Но хуже всего оказалось то, что я попал в Дахау в период, когда этот страшный концлагерь стал символом невероятной, варварской жестокости.

Это случилось 1 декабря 1944 года.

Германия терпела поражение за поражением. Русские продвигались вглубь Польши, на западе союзники достигли немецкой границы. Последние резервисты призывались в немецкую армию – пятнадцати- и шестнадцатилетние подростки, пятидесяти- и шестидесятилетние мужчины, которых политические заключенные иронически называли Фау-3 – последнее секретное оружие Гитлера. Заключенных из тюрем перевозили в лагеря, чтобы они не попали в руки к русским. Таким образом, лагеря Дахау, Маутхаузен, Берген-Бельзен оказались переполненными. В Дахау узники продолжали поступать даже накануне освобождения.