Джон Голсуори - Конец главы

- Слово "верность" - наш фамильный девиз. От этого так просто не отделаешься, не так ли?

- Не знаю, - отрезал он. - Я не понимаю, что такое верность. Чему? Кому? В нашем мире нет ничего незыблемого - все относительно. Верность показатель статичности мышления или просто предрассудок. В любом случае она исключает пытливость ума.

- Есть вещи, которые стоят, чтобы им хранили верность. Например, кофе или религия.

Он посмотрел на нее так странно, что Динни почти испугалась.

- Религия? А вы сами веруете?

- В общем, пожалуй, да.

- Что? Вы способны проглотить догмы катехизиса? Считать одну легенду правдивее другой? Предположить, что один набор представлений о непознаваемом представляет собой большую ценность, чем остальные? Религия! Но у вас же есть чувство юмора. Неужели оно покидает вас, как только речь заходит о ней?

- Нет. Я только допускаю, что религия - просто ощущение присутствия всеобъемлющего духа и то этическое кредо, которое помогает служить ему.

- Гм!.. Довольно далеко от общепринятой точки зрения. Откуда же в таком случае вам известно, как лучше всего служить всеобъемлющему духу?

- Это мне подсказывает вера.

- Вот здесь мы и расходимся! - воскликнул Дезерт, и девушке показалось, что в голосе его зазвучало раздражение. - Вспомните, как мы пользуемся силой нашего мышления, нашими умственными способностями! Я беру каждую проблему, как она есть, оцениваю ее, делаю вывод и действую. Словом, действую, решив с помощью разума, как лучше действовать.

- Лучше для кого?

- Для меня и для мира в широком смысле слова.

- Кто на первом месте - вы или мир?

- Это одно и то же.

- Всегда ли? Сомневаюсь. Кроме того, все это предполагает такую длительную оценку, что я даже не представляю себе, как вам удается перейти к действию. Этические же нормы, несомненно, являются результатом бесчисленных решений, которые люди, сталкиваясь с одними и теми же проблемами, принимали в прошлом. Почему бы вам не следовать этим этическим нормам?

- Потому что ни одно из этих решений не было принято людьми, обладавшими моим темпераментом или находившимися в сходных со мной обстоятельствах.

- Понимаю. Вам нужно то, что называется судебным прецедентом.

Как это типично по-английски!

- Простите! - оборвал ее Дезерт. - Я вам надоедаю. Хотите сладкого?

Динни оперлась локтями о стол, положила голову на руки и серьезно посмотрела на него:

- Вы мне нисколько не надоели. Наоборот, ужасно меня заинтересовали. Я только думаю, что женщины действуют более импульсивно. Практически это означает, что они считают себя более похожими друг на друга, чем мужчины, и больше доверяют своему интуитивному восприятию коллективного опыта.

- Так было раньше. Как будет дальше - не знаю.

- Надеюсь, по-прежнему, - сказала Динни. - Мне кажется, что мы, женщины, никогда не станем вдаваться в оценку. А сладкого я хочу. Пожалуй, съем сливовый компот.

Дезерт взглянул на нее и расхохотался.

- Вы изумительная! Мы оба возьмем по компоту. У вас очень церемонная семья?

- Но то чтобы церемонная, но верит в традиции и в прошлое.

- А вы?

- Боюсь сказать. Бесспорно одно - я люблю старинные вещи, старинные здания и стариков. Люблю все, что отчеканено, как монета. Люблю чувствовать, что у меня есть корни. Всегда увлекалась историей. Тем не менее не могу над этим не смеяться. В нас всех заложено что-то очень комическое: мы - как курица, которой кажется, что ее привязали веревкой, если по земле провести меловую черту от ее клюва.

Дезерт протянул руку, и Динни вложила в нее свою.

- Пожмем друг другу руки и порадуемся этому спасительному свойству.

- Когда-нибудь вы мне еще кое-что расскажете, - объявила Динни. - А пока скажите, на какую вещь мы идем.

- Играют ли где-нибудь пьесы человека по фамилии Шекспир? Не без труда им удалось обнаружить театр на заречной стороне города, где в этот день давали пьесу величайшего в мире драматурга. Они отправились туда, и после спектакля Дезерт неуверенно предложил:

- Не заедем ли ко мне выпить чаю? Динни улыбнулась, кивнула и сразу же почувствовала, как изменилось его обращение. Оно стало и более непринужденным и более почтительным, как будто он сказал себе: "Она мне ровня".

Час, проведенный за чаем, который подал Стэк, странная личность с проницательными глазами и аскетическим обликом, показался девушке упоительным. Таких часов в ее жизни еще не было, и когда он кончился, Динни поняла, что влюбилась. Семя, брошенное в почву десять лет назад, проросло и стало цветком. Двадцатишестилетняя девушка, которая уже потеряла надежду влюбиться, сочла это таким невероятным чудом, что несколько раз задерживала дыхание и всматривалась в лицо Уилфрида. Откуда взялось это чувство? Оно нелепо! И оно будет мучительным, потому что он ее не полюбит. А раз он не полюбит, она должна скрывать свою любовь, но как удержаться и не показать ее?