Герман Кестен - Казанова

Казанова цитировал Горация, Вольтер хвалил такое знание стихов. Казанова заметил, что Вольтер не ведет себя по рецепту Горация - contentus pancis lectoribus - быть довольным немногими читателями. Вольтер сказал, что Гораций тоже писал бы для всего мира, если бы его побуждала борьба против суеверий. Казанова назвал всю борьбу ненужной, суеверия необходимы человечеству. Что вы хотите поставить на их место? Вольтер впал в бешеную ярость. Какая странная порочность! Он любит человечество и хочет видеть его свободным и счастливым, как он сам. Суеверие и свобода несовместимы. Сделала ли неволя хоть один народ счастливым?

Желаете ли вы суверенитета народов? спросил Казанова, как если бы это было крайне отвратительным. Великий Вольтер ответил: Упаси бог, пусть я не буду Вольтер. И массой должен править суверен. Но тогда и суеверия необходимы, торжествуя сказал Казанова, без суеверий никто никого не будет слушаться. Но Вольтер хотел правителя для свободного народа, в соответствии с договором, который связывает обоих и хранит от произвола. Казанова напал на Вольтера с его английскими кумирами. Аддисон объявил такого правителя невозможным, но Казанова стоит за Гоббса и за ограниченное зло. Народ без суеверий был бы философом. Философы не желают послушания. Народы счастливы только в цепях.

Вольтер едва терпел это. Как ужасно! И этот Казанова, однако, тоже принадлежит к народу! Если б Казанова читал его, он знал бы, что Вольтер доказал, что суеверия являются врагами короля.

Если бы я читал Вас? спросил Казанова. Читаю и перечитываю, особенно когда не придерживаюсь Ваших взглядов. Ваша главная страсть это любовь к человечеству. Est ubi peccas. Слепая любовь! Человечество не способно воспринять Ваших благодеяний. Любите же человечество таким, как оно есть. Ваши благодеяния сделают его лишь несчастным и извращенным. Никогда не смеялся Казанова сильнее, как над Дон Кихотом, когда тому пришлось защищаться от галерных заключенных, которым из великодушие он подарил свободу.

Вольтеру было жаль, что Казанова столь дурно думает о человечестве. А кстати, был ли он свободен в Венеции?

Казанова, который до тех пор упорствовал, защищая Венецию от Вольтера, на которую он обычно нападал, порицая венецианских литераторов, которых другой обычно восхвалял, наверное его рассердило вольтеровское бонмо о венецианском правительстве, что можно его характеризовать шестью односложными словами: " Tont pour nous, rien pour vous", все для нас, ничего для вас! Казанова придал мало значения тому, что в Англии наслаждаются большей свободой, зато венецианцы более довольны. Вольтер спросил: Даже под Свинцовыми Крышами? Казанова назвал свое заключение в темницу актом деспотии, тем не менее правительство имело право запереть его без всяких формальностей, потому что он злоупотребил свободой. Этим Казанова предстает историческим героем известных процессов при режимах новейших политических диктатур, тех героев, что после фанатических воодушевленных самообвинений несли собственную голову к ногам палачей.

Однако, Вы улизнули! воскликнул Вольтер. Казанова возразил, что он воспользовался своим правом, как те своим. Это удивительно! вскричал Вольтер, таким образом в Венеции никто не свободен. Возможно! сказал Казанова, чтобы быть свободным, достаточно думать, что свободен.

Современный критик должен удивиться предвосхищению современной рабской морали у Казановы, который провел жизнь в условиях неограниченной свободы, по которой как высшую степень свободы расценивал тех софистов, что все приносили в жертву капризу мгновения или нужде часа.

Вольтер пришел к тому же решению как и тот, что сегодня дискутирует с учениками диктаторов о свободе, равенстве и братстве - одно слово, но два понятия, злоупотребление языка, злоупотребление дефиницией, злоупотребление доброй верой. Вольтер сказал, тем не менее аристократы в аристократическом государстве Венеция свободны уехать. Казанова дал классический ответ: есть закон, которому они добровольно подчиняются. Итак, свобода свободного подчинения! Свобода выбрать рабство.

Уставший от дискуссии - но кто же долго вытерпит дискуссию с софистскими автоматами и говорящими машинами диктаторов - он спросил Казанову, откуда он прибыл.

Из Роша, от великого Халлера. В путешествиях от отдает честь всем великим современникам. Вольтер, как говорится, его лучший кусок. У господина фон Халлера он провел три своих прекраснейших дня.