Герман Кестен - Казанова

Казанова и Вольтер остались недовольными друг другом. Оба претендовали на универсальную компетенцию, играли специалистов в каждой области, имели исключительно строгий литературный вкус, выносили абсолютные приговоры в истории и политике, в дискуссии оба быстро достигали высоких градусов и оба были весьма упрямы. Упрямые в критике и быстрые в репликах, в жажде блистать, ревнивые ко всеобщему вниманию и стремящиеся сорвать аплодисменты, они были менее склонны к соглашениям, и даже были готовы к извержениям гнева и к ожесточенному молчанию, вместо признания самого малого и мимолетного поражения. В беседах наедине оба были мягче и дружественней. Оглядка на публику ухудшала поведение обоих.

Другие были мудрее. С Вольтером обходились как с ребенком, как с больным. "Другой большой путаник", князь Шарль де Линь, друг Казановы, провел с Вольтером восемь дней и с большим почтением описал их в своих "Трудах и мыслях", Женева, 1809, "Мое пребывание у господина де Вольтера".

Казанова хотел нравиться и не нравился, потому что не мог забыть о себе.

Глава шестнадцатая. Наперегонки с жизнью

Если стар, то должен вести

себя как молодой.

Гете, "Афоризмы

в прозе"

Вы были печальным и старым, но сейчас так не выглядите. Откуда у вас эта молодость и пузырящаяся радость? Дайте адресочек.

Марк Твен,

"Жизнь на Миссисипи"

"Казанова смеясь говорил гостям:

Женщины, мне кажется,

Как яблоки на ветках:

Самые красивые не всегда

самые вкусные."

Эрих Кестнер,

"Kurz und buntig"

В Савойе в городе Аи Казанова в обществе игроков встретил "сына маркиза Дезармуаза", который тотчас признался, что живет игрой и любит собственную дочь. "Этот человек", пишет Казанова, "не зная меня, так откровенно говорил со мной, не думая о последствиях, когда его гнусности могут вызвать у меня отвращение". Тем не менее своим неизвестным читателям Казанова с удовольствием рассказывает собственные гнусные деяния м желания.

Теперь в жизни Казановы начались необычайно романтические повторения ранних любовных историй. Конечно все они, как большинство повторений чувств, были более слабыми переживаниями. Все звучит как выдуманное, как повторение усталой фантазии, если не просто характеристикой зрелых годов. Опыт жизни уже так богат, а индивидуальная досягаемость судьбы так ограничена природой, что все похоже на повторение или повторяется на самом деле. Это мучение или, в зависимости от темперамента, утешение опыта: дежа-вю. Все видано, все пережито. Уже не так молод, чтобы весь мир выглядел новым. Больше не нов самому себе. Но еще есть силы повторять старые приключения юности и Казанова в середине жизни еще живее и готовее для любого приключения, влюбленнее и сильнее полдюжины юношей. Он еще близок к прежней свежести, близок к прежней силе, но у него нет больше прежнего блеска, прежнего воодушевления, прежней невинности чувств и впечатлений.

Он подписывает кредитное письмо на четыреста луи именем "Сенгальт". Маркиза авизирует ему, говорит Казанова, и в первый раз выдает читателям новое имя, которым он сам себя возвысил в дворянство: "шевалье де Сенгальт". (Является ли оно каббалистическим именем с теми же буквами, что и "Казанова"? Или это слабый омоним от Сент-Галлен, Сан-Грааль, Порта ди Сан-Галло?)

В постели он обдумывал свою ситуацию. Он должен признаться, что чувствует себя счастливым. В полном здравии, в расцвете лет, без долгов, ни от кого не зависим, богат жизненным опытом и золотыми монетами, полон везения в игре и с женщинами. Как Мариво, он может сказать: "Sante, marquis!" (Скачи, маркиз!) Воспоминания о неприятностях и путанице его жизни глубоко покрыты днями наслаждения и счастья. Он может лишь поздравить себя с такой судьбой. Всю ночь он мечтал о счастье.

За несколько недель до этого он был "на весах", и при виде почерка Анриетты чувствовал банкротство жизни. Казанова менял жизненные настроения так же быстро, как возлюбленных.

Во Флоренции Казанова сразу пошел в оперу (не из-за музыки, "я никогда не был ее вдохновенным приверженцом", но из-за артисток и публики) и в первой певице узнал свою Терезу (мнимого Беллино), которую в последний раз видел в 1744 году в Римини. Она показалась ему столь же прекрасной, как и семнадцать лет назад. Она тоже сразу узнала его в зале, махнула веером, за сценой спросила, какое у него теперь имя и пригласила на завтрак в свой дом, где ему открыл дверь ее молодой новоиспеченный супруг Палези в спальном халате и колпаке. Тереза знала все приключения Казановы вплоть до его второго отъезда из Голландии. Когда супруг вышел собственноручно готовить шоколад, Казанова воскликнул как греческая рабыня на турецком корабле, с которой он любился на глазах Беллино: "Пришел миг счастья!", и сразу же оказался "на вершине счастья", причем восхождение облегчали ее спальный халат и его костюм для прогулок. После этого Тереза сказала, что решила никогда не обманывать мужа. Что случилось сегодня - лишь оплата долгов ее первой любви.