Герман Кестен - Казанова

Вольтер сказал, что, как венецианец, Казанова должен знать графа Альгаротти. - Большинство венецианцев его не знают, возразил Казанова. - Тогда, как литератор, сказал Вольтер. - Он знал его семь лет назад в Падуе как почитателя Вольтера, сказал Казанова. - Вольтер, который тогда работал над "Петром Великим", попросил Казанову, чтобы тот, будучи в Падуе, призвал Альгаротти послать ему свои "Письма о России", и осведомился о стиле Альгаротти. - Отвратительный, воскликнул Казанова, полный галлицизмов.

Так комично, что Казанова пишет мемуары на французском, полном латинизмами и итальянизмами. Аббат Лаццарини сказал ему, что из-за чистого стиля он предпочитает Тита Ливия Саллюстию. - Это автор трагедии "Улисс великий?", спросил Вольтер. Казанова тогда должно быть был очень молод. (Когда Лаццарини умер, Казанове было девять лет и он учился писать). Вольтер хотел бы знать его лучше, но узнал Конти, друга Ньютона и сочинителя четырех римских трагедий. Казанова тоже знал и ценил Конти. Ему кажется, что он познакомился с ним только вчера, хотя он был весьма молод, когда узнал Конти. Даже перед Вольтером его не смущала эта неопределенность в возрасте. Он с удовольствием стал бы самым молодым из всего человечества.

Тогда Вы были бы счастливее, чем самый старый старик, ответил Вольтер и перешел в атаку после второй тактической ошибки Казановы, который хвастался своей молодостью перед стариком, а до этого хулил друга Вольтера Альгаротти. Может ли он спросить, к какому жанру литературы относит себя господин де Сенгальт?

Так как Вольтер уже показал себя знатоком новейшей итальянской литературы, этот вопрос означает: кто вы, аноним?

Казанова не хотел ссылаться на свою пьесу в Париже, свою оперу в Дрездене, свои стихи в "Меркюр де Франс" и т.д. Он играл благородного дилетанта. Читая и путешествуя, он для своего удовольствия изучает людей. - Превосходно, замечает Вольтер, только эта книга слишком велика. Путь по истории легче.

Да, если бы она не лгала, возражает Казанова ударом на удар господина де Вольтера, который горд быть историком. Моим путеводителем является Гораций, которого я наизусть знаю. - Он любит поэзию? - Это его страсть. - Тогда Вольтер, враг сонета, расставляет ему западню. - Вы написали много сонетов? - Две-три тысячи, хвалится Казанова, из которых десять-двенадцать я особенно ценю. - Вольтер сухо замечает, что в Италии сонетное помешательство. - Склонность придавать мысли гармоническое выражение, возражает Казанова. - Прокрустово ложе, поэтому так мало хороших сонетов, а на французском ни одного, на что Казанова отвечает, что бонмо принадлежит к эпиграммам.

На вопрос о любимых итальянских поэтах Казанова говорит, что Ариосто единственный кого он любит. - Однако, знаете ли вы других? спрашивает Вольтер. - Всех, но они бледнеют перед Ариосто. Когда за пятнадцать лет до этого он прочитал нападки Вольтера на Ариосто, он сказал себе, Вольтер будет переубежден, если вначале прочитает Ариосто.

Вольтер поблагодарил за мнение, что он написал об Ариосто, не читав его! Итальянским ученым он благодарен лишь за свое предубеждение перед Тассо. Сейчас он преклоняется перед Ариосто. - Казанова предложил, чтобы Вольтер вывел из обращения книгу, где он высмеивал Ариосто. - Зачем? спросил Вольтер, тогда все книги надо удалить, и он процитировал разговор Астольфа с апостолом Иоанном, два длинных абзаца, и комментировал эти места лучше, чем самые ученые итальянские комментаторы.

Всей Италии, воскликнул Казанова, он хотел бы сообщить свое истинное восхищение. - Всей Европе хочет сделать Вольтер сообщение о своем новом восхищении перед Ариосто, величайшим духом Италии. Ненасытный на похвалу, на следующий день Вольтер дал ему свой перевод стансов Ариосто. Вольтер декламировал и все аплодировали, хотя никто не понимал по-итальянски.

Племянница Вольтера, мадам Дени, возлюбленная его и многих других, получившая замечательное литературное и музыкальное образование, а к свадьбе с военным министром Дени получившая от дяди 30 000 ливров, жившая с Вольтером с 1749 года до его смерти в 1780 и позволившая ему умереть как собаке, после того как всю жизнь обманывала его со слугами и секретарями, мадам Дени спросила, принадлежат ли эти стансы к лучшим у Ариосто. Казанова подтвердил. Но всех прекраснее другие, однако они не поднимают его в небо. - О нем говорят что он святой? спросила Дени. Все засмеялись, и Вольтер первым, но Казанова удержался. Вольтер спросил, из-за которого места Ариосто зовут божественным. Казанова назвал тридцать шесть стансов, где Роланд становится безумным. Вольтер вспомнил место. Госпожа Дени попросила Казанову почитать их. Вольтер спросил, знает ли он их наизусть. Казанова заверил, что с шестнадцати лет ежегодно два-три раза перечитывает Ариосто и невольно выучил его наизусть. Но только Горация знает он наизусть хорошо, хотя многие эпистолы его слишком прозаичны и хуже, чем у Буало. Вольтер возразил, Буало временами чересчур хвалят. Горация он тоже любит, но знать всего Ариосто наизусть, сорок длинных песен...