Роберт Персиг - Дзэн и Искусство Ухода за Мотоциклом

31

Утром я останавливаюсь перед зеленым слизнем на земле. Около шести дюймов в длину, три четверти дюйма в ширину, мягкий и почти резиновый, покрытый слизью, как какой-нибудь внутренний орган животного. Все вокруг меня влажно, сыро, туманно и холодно, но достаточно ясно, и я вижу, что наш мотель стоит на склоне с яблоневыми деревьями внизу; под ними -- трава и мелкие кустики, покрытые росой или еще не сошедшим дождем. Я вижу еще одного слизня, потом еще -- Боже мой, да все это место просто кишит ими. Когда Крис выходит на улицу, я показываю ему одного: он медленно, как улитка, движется по листу. Крису нечего сказать. Мы уезжаем и завтракаем в придорожном городке под названием Веотт; там я замечаю, что Крис по-прежнему в отдаленном расположении духа. При таком настроении смотят в сторону, не разговарирают, и я оставляю его в покое. Дальше, в Леггетте, мы видим пруд с утками для туристов, покупаем "Крекер-Джеков" и кидаем их уткам, и он проделывает это с таким несчастным видом, какого мне никогда не приходилось наблюдать раньше. Потом мы выезжаем на извилистую дорогу, ведущую по прибрежному хребту и вдруг попадаем в плотный туман. Температура падает, и я знаю, что мы -- опять у моря. Когда туман поднимается, мы видим океан с высокого утеса, такой распростертый, синий и далекий. Пока мы едем, мне становится холодно, пронизывающе холодно. Мы останавливаемся, я вытаскиваю куртку и надеваю. Вижу, что Крис подошел слишком близко к краю утеса. До камней внизу -- по меньшей мере сотня футов. Слишком близко! -- КРИС! -- ору я. Он не отвечает. Я поднимаюсь, хватаю его за рубашку и стаскиваю вниз. -- Не делай так, -- говорю я.

Он смотрит на меня со странным прищуром. Я вытаскиваю его одежду. Он берет, но волынит и не одевается. Торопить его нет смысла. Если он в таком настроении, что хочет выжидать, то пускай выжидает. Ждет. Прохолит десять минут, потом пятнадцать. У нас будут соревнования по выжиданию. Через полчаса на холодном ветру с океана он спрашивает: -- Куда мы едем? -- Сейчас -- на юг, вдоль побережья. -- Поехали назад. -- Куда? -- Где теплее. Лишних сотню миль. -- Нам сейчас нужно ехать на юг, -- говорю я. -- Зачем? -- Потому что ехать назад -слишком большой крюк. -- Поехали назад. -- Нет. Надень теплое. Он не надевает и просто сидит на земле. Еще через пятнадцать минут произносит: -- Поехали обратно. -- Крис, не ты ведешь мотоцикл. Я его веду. Мы едем на юг. -- Зачем? -- Потому что слишком далеко и потому что я так сказал. -- А почему нам тогда просто не поехать обратно? Злость достает меня: -- Ты ведь не хочешь на самом деле это узнать, да? -- Я хочу обратно. Ты мне просто скажи, почему мы не можем поехать обратно. Я уже умерил свою несдержанность. -- На самом деле, ты не хочешь возвращаться, Крис. На самом деле ты добиваешься только одного -разозлить меня. Еще немного -- и у тебя это получится! Страх в глазах. Вот чего он хотел. Ненавидеть меня. Потому что я -- не он. Крис тоскливо смотрит в землю и надевает теплую одежду. Потом мы снова садимся на машину и едем вдоль побережья. Я могу имитировать отца, который, как предполагается, у него есть, но подсознательно, на уровне Качества, он видит меня насквозь и знает, что его настоящего отца здесь нет. Во всех этих разговорах о Шатокуа было больше чем чуть-чуть лжи. Снова и снова высказывалось пожелание уничтожать дуальность субъекта-объекта, когда самая большая дуальность, дуальность между мной и им, осталась обойденной. Ум разделенный и направленный против самого себя. Но кто же это сделал? Не я же сам. И переделать никак нельзя... Я продолжаю спрашивать себя, насколько глубоко до дна того океана вон там...

Я -- еретик, покаявшийся и тем в глазах всех остальных спасший свою душу. В глазах всех, кроме одного, который глубоко внутри знает, что спас я только собственную шкуру. Я выживаю главным образом благодаря тому, что угождаю другим. Делается это, чтобы выкарабкаться, вычисляется, чего они хотят, а потом говорится то, чего им хочется, мастерски и оригинально, как только можно, и если убедишь их, то выкарабкаешься. Если б я на него не наорал, то по-прежнему оставался бы там; он же был верен тому, во что верил, до самого конца. Вот в чем разница между нами, и Крис это знает. И вот почему иногда мне кажется, что он -- реальность, а я -- призрак.

Мы теперь -- на побережье округа Мендосино, и здесь все дико, прекрасно и открыто. Холмы, в основном, покрыты травой, но под прикрытием скал и в горных складках растут странные текучие кустарники, изваянные постоянными ветрами с океана. Мы проезжаем мимо старых деревянных заборов, поседевших от времени. Вдалеке -- старая, избитая непогодой серая ферма. Как можно здесь что-то разводить? Забор во многих местах сломан. Нищета. Там, где дорога начинает опускаться с высоких утесов к берегу, мы останавливаемся отдохнуть. Когда я выключаю мотор, Крис спрашивает: -- Для чего мы здесь остановились? -- Я устал. -- А я нет. Поехали дальше. Он все еще злится. Я тоже. -- Спустись на пляж и бегай там кругами, пока я не отдохну, -- говорю я. -- Поехали дальше, -- бурчит он, но я отхожу и не обращаю на это внимания. Он садится на обочину дороги рядом с мотоциклом. Здесь густ морской запах гниющей органической материи, а холодный ветер не дает хорошо расслабиться. Но я нахожу большую кучу серых камней, где нет ветра, а теплом от солнца можно по-прежнему наслаждаться. Я сосредотачиваюсь на солнечном тепле и благодарен за то немногое, что есть.