[1] Князь Невшательский обладал всеми нравственными качествами, присущими порядочному человеку, но в его способностях позволительно усомниться. В конце рукописи - следующее суждение: Князь Невшательский, последовательно занимавший в Версале ряд низших придворных должностей, сын человека, который своими географическими трудами снискал расположение Людовика XV, никогда не испытывал того восторга перед республикой, которым в молодости горело большинство наших генералов. Это был законченный продукт того воспитания, которое давалось при дворе Людовика XVI; весьма порядочный человек, ненавидевший все, что носило отпечаток благородства или величия. Из всех военных он наименее способен был постичь подлинно римский дух Наполеона; вот почему он хотя и нравился деспоту своими замашками царедворца, однако постоянно раздражал великого человека своими взглядами, проникнутыми духом старого порядка. Сделавшись начальником главного штаба и князем, он долго раздумывал над тем, какой формулой вежливости ему надлежит заканчивать свои письма. Известно, что приближенные к нему льстецы производили тщательные розыски в Национальной библиотеке; но ни одно из предложений не показалось ему приемлемым; в конце концов он решил заканчивать свои письма без всякой формулы вежливости и просто подписывать их своим княжеским именем: Александр. Впрочем, в частной жизни он обладал всеми добродетелями; он был ничтожен лишь как правитель и полководец. Несмотря на некоторую резкость, он был приятен в обществе.
ГЛАВА LIV
ЕЩЕ ОБ АРМИИ
Постепенно дух армии менялся; из суровой, республиканской, героической, какою она была при Маренго, она становилась все более эгоистичной и монархической. По мере того как шитье на мундирах делалось все богаче, а орденов на них все прибавлялось, сердца, бившиеся под ними, черствели. Те из генералов, которые с энтузиазмом отдавались военному делу (например, генерал Дезэ), были удалены из армии или отодвинуты на второй план. Восторжествовали интриганы, и с них император не решался взыскивать за проступки. Один полковник, который обращался в бегство или прятался где-нибудь во рву всякий раз, когда его полк шел в атаку, был произведен в бригадные генералы и назначен в одну из внутренних областей Франции. Ко времени похода в Россию армия уже до такой степени прониклась эгоизмом и развратилась, что готова была ставить условия своему полководцу[1]. Вдобавок бездарность[2] начальника главного штаба, наглость гвардии, которой во всем оказывалось предпочтение[3] и которая давно уже, на правах неприкосновенного резерва, не участвовала в боях, отвращали от Наполеона множество сердец. Воинская доблесть нисколько не уменьшилась (солдат из народа, обуреваемого тщеславием, всегда будет готов тысячу раз рискнуть жизнью, чтобы прослыть самым храбрым из всей роты), но, утратив привычку к повиновению, солдаты перестали быть благоразумными и бессмысленно расточали свои физические силы, вместе с которыми, естественно, гибла и храбрость. Один из моих приятелей, полковник, по пути в Россию рассказал мне, что за три года через его полк прошло тридцать шесть тысяч человек. Образованность, дисциплина, выдержка, готовность повиноваться ослабевали с каждым годом. Некоторые маршалы, как, например, Даву или Сюше, еще имели власть над своими корпусами: большинство же, казалось, сами насаждали беспорядок. Армия утратила сплоченность. Отсюда те победы, которые казакам, этим плохо вооруженным крестьянам, суждено было одержать над самой храброй армией всего мира. Я видел, как двадцать два казака, из которых самому старшему, служившему второй год, было лишь двадцать лет, расстроили и обратили в бегство конвойный отряд в пятьсот французов; это случилось в 1813 году, во время Саксонской кампании[4]. Эти казаки оказались бы бессильными против республиканской армии времен Маренго. А так как подобной армии уже не будет, то монарх, повелевающий казаками, повелевает миром[5].
[1] "Ставить условия" кажется мне неточным: возможно, я запамятовал, как было дело. [2] Осторожно: вместо "бездарность" - "ошибки". [3] Приказ по армии, объявленный в Москве 10 октября, относительно тех унтер-офицеров и солдат, которые были не в силах делать по десять лье в день. [4] Под Герлицем, в нескольких шагах от дома, где только что скончался герцог Фриульский. [5] См. "Путешествие в Вену в 1809 году" г-на Каде-Гассикура. Он не продажный писака. Эта глава связывает главы о Государственном совете и о дворе с ходом событий.
Читать дальше