Гай Орловский - Ее Высочество

– Ты нам не указывай, – сказал я строго. – Сейчас мы один за всех, все за одного! Этим бандитским лозунгом будем руководствоваться, пока не выберемся к своим, потому что это демократично и выгодно, а демократы везде, где выгодно…

Фицрой придирчиво смотрел, как я дал Понсоменеру проглотить красную пилюлю и наложил на лоб две полоски пластыря, после чего Понсоменер заметно ожил, явно не признавался, что голова раскалывается от боли.

Рундельштотт пробормотал:

– Не разбойники это, а просто… невежественные люди, все еще считающие эту землю только своей.

– Что за племя? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Не все ли равно? Все равно скоро исчезнет. Либо истребят, либо вольются в народ уламров. Или верхнедолинцев.

Вдогонку к медленно всползающему оранжевому гиганту выскочило из-за края земли карликовое белое, Фицрою и даже Рундельштотту с Понсоменером хоть бы что, даже не щурятся, а мне этот нещадный блеск бьет по глазам, стоило бы взять еще и солнцезащитные очки.

Рундельштотт иногда косился в сторону неба, часто хмурился. Фицрой заметил, спросил:

– Что там, драконы?

Старый чародей покачал головой.

– Хуже.

– Голые бабы с крыльями? В смысле, гарпии?

– Солнце, – ответил Рундельштотт коротко. – Не успеет зайти, как выскочит зеленое. Без оранжевого будет светить недолго, однако успеет натворить…

Фицрой сразу же начал вертеть головой, привстал на стременах, но не перестал придерживать принцессу в одеялке плаща.

– Вон там горы близко!.. Если доскачем, то в пещере…

– Там нет пещер, – сообщил сонным голосом Понсоменер. – Нужно ехать прямо. Как ехали.

– А солнце? – спросил Фицрой.

– Впереди склеп, – сказал Понсоменер.

Фицрой поерзал в седле, посмотрел орлом-стервятником.

– Давно разграблен? Или что-то осталось?

Понсоменер остановил коня, огляделся. Фицрой сказал быстро:

– Где, где склеп?

Понсоменер протянул вперед руку.

– Вон там… Куст малины, дальше трава…

Рундельштотт проговорил с неуверенностью в голосе:

– И что, целиком ушел в землю? Тогда это эпоха династии Центоврии, а то и вовсе Акерра Седьмого.

Фицрой заорал ликующе:

– И не разграблен?.. Давайте побыстрее отроем! Где тут люк?

– Какой люк, – буркнул Рундельштотт. – Если в самом деле склеп, то наткнемся на крышу. Лучше рыть вдоль стены, чтобы откопать дверь.

– Так чего мы, а? – спросил Фицрой. Он соскочил на землю, сказал радостно: – Мягкая!.. И деревья далеко, корни мешаться не будут…

Копать пришлось много, хотя крыша отыскалась легко, всего около полуметра земли с травой и малинником, но ее не пробить, пришлось рыть сбоку, угадав лицевую сторону, но солнце начало опускаться слишком быстро, Рундельштотт поглядывал на него все пугливее, наконец сказал с отчаянием:

– Не успеваем… Ладно, отойдите в стороны!

Он встал на гранитную плиту крыши, вытянул ладони и начал проговаривать тяжелые, как сам этот склеп, слова.

Между ладонями возник шар огня, мы не успели рассмотреть, как метнулся Рундельштотту под ноги. Раздался треск, шипение, взметнулся черный дым.

Чародей отступил на шаг от отвратительной дыры с красными оплавленными краями, покачнулся. Понсоменер поддержал его так, словно знал все заранее.

Фицрой сказал в возбуждении:

– Сейчас остынет, я пролезу! А у тебя, Юджин, задница широкая, побудь здесь.

Понсоменер поднял голову к небу.

– Сейчас вылезет.

Фицрой с отчаянным воплем прыгнул к дыре, начал протискиваться, одежда на нем задымилась, но он выпустил воздух из груди и провалился вовнутрь.

Через мгновение донесся голос:

– Здесь неглубоко! Давайте ее высочество!

Мы быстро опустили принцессу в дыру, затем Понсоменер подвел Рундельштотта, помог спустить ноги, придержал, а там снизу, как я понял, уже ухватил Фицрой. Понсоменер полез следом, а я подошел, всмотрелся, сердце мое тревожно екнуло.

Фицрой сострил, но я в самом деле не пролезу. Не столько задница, с нею в порядке, но плечи раскачал на тренировках дай боже, сам любуюсь, но теперь застряну точно. А у Рундельштотта больше нет сил, прожег и так огромную дыру в гранитной плите толщиной в полметра.

Снизу донесся крик:

– Ты лезешь? Давай быстрее!

– Сейчас, – ответил я. – Коней привяжу, а то разбегутся…

Из-за края земли выдвинулось зеленое, как молодая лягушка, солнце, заблестело ярче и ярче, а когда помчалось к зениту, блеск стал невыносимым.

Я опустил голову и только теперь ощутил, что жар опалил не снаружи, как большое оранжевое, а изнутри… Странное ощущение, сладкая боль, словно все внутри зачесалось, все нервы, каждый нейрон, а потом боль стала обжигающей…