Андрей Посняков - Вандал (сборник)

– Но ты же не кто попало! Ты же – побратим отца… Он о тебе много рассказывал, мне тогда было лет пять, наверное. Но я запомнил! Отец говорил, что ты исчез, ушел в свою небесную страну, чтоб никогда уже не вернуться.

Молодой человек опустил глаза: да-а… именно это он и сказал тогда побратиму Ингульфу. Перед тем, как уйти… попрощался.

– А я вот почему-то знал, что когда-нибудь тебя встречу! – неожиданно улыбнулся подросток. И тут же нахмурился: – Только вот не думал, что так… Ты служишь Гуннериху?

– Нет, – Александр отозвался, не задумываясь. – Только себе. И тем, ради которых живу. Я здесь с важным делом, а друзья мои затерялись в военных походах. Каждый человек ценен и… если у тебя, Эльмунд, нет важных и неотложных дел, то я хотел бы попросить… не согласился бы ты кое в чем помочь мне?

– О, конечно же! – лицо мальчишки озарилось радостью.

Вообще, он был очень похож на отца, такой же светловолосый, худенький, с таким же вздернутым носом… вот только глаза – блестящие, густо-карие, наверное – в маму.

– Клянусь Святой Троицей, – Эльмунд даже привстал. – Я сделаю все, что ты попросишь, ибо ты – единственный друг моего отца… брат даже! Матушка говорила, как отец сокрушался, что тебя не было на их свадьбе.

– Ты клялся Троицей? – тихо спросил Саша.

– Да! Я кафолик.

Час от часу не легче! Мало того что – сын заговорщика и опасный королевский родич, так еще и это… быть кафоликом в царстве ариан это было чревато…

– Идем отсюда, – подождав, когда парнишка насытится – а ел тот жадно, – Александр расплатился с трактирщиком и, быстро поднявшись, вышел, дожидаясь Эльмунда у входа. Впрочем, того не пришлось долго ждать.

– Ты сказал, пять лет как ты без родителей… Где ж ты все это время жил, что делал?

Подросток опустил глаза.

– Можно, ты не будешь об этом спрашивать?

– Хорошо, не буду. Тогда идем – пока поживешь у меня. Если, конечно, не передумал.

– Нет-нет! Не передумал, что ты! – Эльмунд выкрикнул это поспешно, испуганно. Как будто боялся, что неожиданно обретенный родич (вот именно – родич) сейчас возьмет и сгинет.

– Сейчас нам налево… Вон за тем прекрасным храмом!

– Это – церковь еретиков!

Ишь ты… однако.

– Нам сейчас – полево, – забывшись, Александр произнес по-латыни.

– Надо говорить «влево», а лучше – «налево», – тут же поправил Эльмунд. – Матушка меня учила ромейской речи.

– Тебе придется немного изображать моего слугу.

– Как прикажешь!

Ну, хоть с этим, наверное, проблем не будет. Паренек был в чем-то очень наивен, вот просто так взял да пошел вместе с вовсе не знакомым, по сути, человеком. Ну и что, что – «Товарищ» на левом предплечье? А вдруг…

По пути Эльмунд постоянно скашивал глаза и радостно улыбался – ну, еще бы ему не радоваться: вдруг да обрел родственника! А до этого жил, потеряв все… Как именно жил? Да просто-напросто выживал, одиночка здесь никому не нужен, скорее всего, нищенствовал, либо… либо пристал к какой-нибудь шайке и промышлял разбоем, других вариантов нету. Потому и рассказывать ничего не хочет. Ладно, до конца весны время есть. А вдруг да повезет хоть что-нибудь узнать об Ингульфе? Только надо осторожно, под видом борьбы с остатками заговора. И не по своей воле, вестимо – подобная инициатива здесь вызывала самые обоснованные подозрения. Если порученец сам, без высочайшего указания, вдруг начинает где-то что-то копать – значит, это ему зачем-то нужно. А зачем привлекать к себе ненужные подозрения? Вот если только мягонько, эдак почти незаметно, натолкнуть начальство на нужный приказ… что Саша и сделал уже через пару недель с того момента, как сынишка Ингульфа поселился в его доме… в съемных апартаментах – так будет вернее.

Как обычно, по вечерам они сидели втроем в «Черепе» или «Вишне» – Александр и его коллеги-соперники – Эвдальд-Корабельщик и Манций-Зерно, лениво потягивали вино, посмеивались, обсуждали последние сплетни, в общем, как старые друзья-приятели, но при всем при том каждый из троицы имел всякие основания подозревать других в наушничестве… и наушничал сам. В том числе и Саша – а как же иначе он мог отвечать на прямые вопросы Гуннериха об этих двоих? Правда, по-крупному он их не закладывал, так, докладывал о всякой мелочевке – о девочках, о пьянстве и всем таком прочем, который кто бы другой и грехом-то не считал, но вот Гуннерих… Этот тип мотал на ус все! Что же докладывали о нем самом, Александр мог только догадываться… впрочем, ничего особо страшного наверняка в тех доносах не было, потому что, если б было, так наследник-то на расправу скор!