Заинтригованный император в конце беседы имел озадаченный вид.
– Понимаете, Александр Христофорович, вы рассказали мне крайне удивительную и невероятную историю. Я на основании вашего рассказа еще не пришел к определенному выводу, но согласен дать приватную аудиенцию князю, исходя из его заслуг перед отечеством и преданностью нашей семье. Но на аудиенции он должен быть с сыном. А вы до этого, со своей стороны, должны проверить его утверждение о том, что это именно его сын, чтобы мое решение, какое оно бы ни было, впоследствии не выглядело глупо.
На этом беседа закончилась, Бенкендорф откланялся, оставив императора великой страны в большом недоумении. Действительно, тот никогда не слышал, что человек, с детства бывший не в своем уме, может поправиться и стать умнее многих.
Довольный, что смог выполнить просьбу старого друга, Александр Христофорович в этот же вечер написал письмо князю, в котором известил, что тот может выезжать в Петербург, и обязательно с сыном и доказательствами их родства, какие он сможет предоставить. Его императорское величество соизволил назначить ему приватную аудиенцию, во время которой князь сможет изложить свою просьбу.
Когда князь прочитал ответное письмо своего старого друга, он был вне себя от радости, которой не преминул поделиться с Николенькой. Но затем, когда он прикинул, когда ему назначена аудиенция, то озаботился скорым отбытием. Пришлось ему навестить губернатора и, воспользовавшись связями, получить подорожную для быстрейшего проезда. Так что через три дня тепло одетые, в сопровождении двух слуг они отбыли на почтовой тройке в сторону Петербурга.
Прогоны между станциями ничем друг от друга не отличались, редкие деревеньки, в которых почти не было видно людей, еще более редкие села, и вновь леса, перелески, замерзшие реки, по которым по большей части пролегал их путь. На станциях ругань проезжающих, ссоры из-за лошадей. Но надо сказать, что перед князем станционные смотрители вытягивались во фрунт, чувствуя нюхом, что этому дворянину надо дать лошадей в первую очередь. Но вот на одной из таких станций Николке пришлось в первый раз вступиться за честь фамилии.
Они сидели в чистой половине небольшого одноэтажного здания и перекусывали, ожидая, когда им подадут лошадей. Они были как раз на очереди, когда, широко распахнув дверь, в комнату зашел грузный краснолицый мужчина в вицмундире и, окинув пренебрежительным взглядом присутствующих, закричал, обращаясь к смотрителю:
– Эй, человек, быстро мне лошадей!
Тот, кинув опасливый взгляд на князя, заявил:
– Так лошадей пока нету, ваше высокоблагородие, вот их сиятельств сейчас очередь подошла. Они-с возьмут-с, и тогда сразу вам будут лошадки.
– Ты что, не понимаешь, скотина, кого задерживаешь! – начал распаляться чиновник. – Ты у меня завтра вылетишь со службы. Это я тебе говорю – надворный советник Сидоров.
Князь сидел молча и, слегка усмехаясь в седые усы, смотрел на Николку. Тот решительно встал и подошел к буяну.
– Ваше высокоблагородие господин Сидоров, позволю заметить, что вы ведете себя неподобающим для дворянина образом, – сказал он.
Пьяный чиновник оглядел Николку с головы до ног и, не найдя в нем ни больших воинских чинов, ни знаков гражданской службы, крякнул и молодецки размахнулся, чтобы ударить в ухо. Но Николки там уже не было, а вот его ответный удар отбросил толстяка обратно в двери, которые он так и не закрыл. Несколько военных, также ожидающих лошадей и пьющих за соседним столом, загомонили и захлопали в ладоши. А князь встал и, сбросив теплый плащ, остался в гусарском мундире. Увидев вышитые золотом дубовые листья на воротнике его мундира, все вояки вскочили из-за стола и дружно приветствовали генерал-майора в отставке. Между тем лежащий на полу надворный советник пришел в себя и, потирая челюсть, попытался встать. Когда его взгляд упал на мундир князя, он побелел от страха и начал незаметно выползать на улицу. Его никто не преследовал, хотя из уст поддатых армейских были слышны реплики вроде той, что шпаку, который не хочет благородно биться на шпагах или стреляться, надо бы еще раз начистить рыло, чтобы в следующий раз вел себя достойней.
Когда Илья Игнатьевич сказал о поездке в Петербург, глаза Катеньки сразу начали наполняться слезами, и папенька, не выдержав укоряющего взгляда дочери, дополнил свое сообщение:
– Тут на днях я слышал новость. Князь Шеховской с Николкой собираются в Петербург, якобы князь хочет его то ли в гимназию, то ли в лицей устроить, но не учиться. Надеется он, что тот при его небывалых способностях сможет через месяц-два экстерном все экзамены сдать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу