Андрей Посняков - Мятежники

– Значит – Рим…

– Там есть наши люди.

– Алый лотос? Харчевня?

– Так.

Беторикс задумчиво скривился и спросил по убитого друида.

– Друид? – Вергобрадиг вроде бы как недоуменно вскинул глаза, но тут же признался: – Да, это был мой человек, даже не Камунорига.

– Если тебе интересно – это я его убил, – тихо пояснил Виталий. – Увы, обстоятельства так сложились.

Юный аристократ брезгливо пожал плечами:

– Ну, убил и убил. Честно сказать, друид Ампреникс был та еще сволочь. Правда, очень полезная нам сволочь, нелегко будет его заменить.

– О! Я думаю, достойные люди найдутся.

– Хорошо б коли так… Да и вообще – поскорей бы нам хоть куда-нибудь отсюда убраться. Надоело скитаться по горам да лесам – сил нет никаких!

– Чего ж в Рим не уехал? – насмешливо поинтересовался молодой человек.

– А что мне там делать? – Вергобрадиг отмахнулся. – Слушать философов? Или принять участие в войне? На чьей стороне? Цезаря? Помпея? Сенаторов? Лень мне куда-то ехать. Да и не охотятся за мной так, как за твоей женой, – юноша опустил плечи и неожиданно грустно вздохнул. – Похоже, никому я уже давно не нужен, ни врагам, ни друзьям… если хоть кого-то могу назвать этим словом. Кстати, твою супругу – могу. Мог – нынче она уж слишком далеко отсюда.

Узкая, тянущаяся тенистой расщелиной тропа, постепенно расширяясь, вывела путников на широкую лесную дорожку, вьющуюся меж горными кряжами, похожими на спящих мертвым сном великанов. Кругом росли корявые сосны, обвитые жимолостью и омелой грабы, тополя, липы, вербы. Пахло кленовым соком и – очень сильно – смородиной, целые заросли ее тянулись вдоль тропы сплошь и рядом.

Чуть дальше, в распадке, вился слабый дымок…

– Кто такие?! – из-за деревьев неожиданно выскочил молодой, вооруженный рогатиной, воин в шлеме, щедро украшенном перьями лесных птиц.

– Свои, свои, – Вергобрадиг поспешно подал голос и помахал рукой. – Доблестный Камунориг, я полагаю, будет рад нашему гостю. Он вернулся уже?

– Да, господин, – кивнув, воин повернулся и свистнул, отчего перья на его шлеме затрепетали, словно цветы в саду в ветреный день. – Благородный Камунориг не так давно явился.

– А Летагон?

– С ним.

– Летагон жив? – обрадовался Беторикс, испытывавший самую искреннюю симпатию к этому молчаливому и некрасивому парню с доброй душой и верным сердцем.

– Жив, – юный аристократ отмахнулся. – Ты ведь Капустника имеешь в виду?

– Да, такое уж него прозвище.

– Жив. Три дня назад спорили с ним о Цицероне… Может ли столь известный оратор защищать всяких безответственных типов, или это аморально?

Молодой человек усмехнулся, вспомнив кое-что из своей римской жизни:

– Часом, не Манлия ли ты называешь безответственным типом, любезнейший Вергобрадиг?

Юноша скривил губы:

– А что? Скажешь, что это не так?

– Не скажу.

Пожав плечами, Беторикс задумчиво потеребил бородку, носимую, непонятно, по какой моде – ни галлы, ни римляне подобные естественные украшения не жаловали, разве что – греки…

Спустившись в распадок, небольшой отряд проехал (а кое-кто – просто прошагал) где-то, по прикидкам Виталия, с полкилометра, пока бегущий впереди Веснушка не обернулся да не махнул рукой:

– Сворачивайте!

Вергобрадиг с Беториксом быстро соскочили с коней, которых оставили тут же, в ельнике, под присмотром неведомо откуда взявшихся слуг.

– О, нет, это не слуги, – юный аристократ обернулся и пристально посмотрел на своего спутника. – Это – наши товарищи, воины, мы все здесь – в одном котле. Что смотришь, благороднейший? Небось, удивлен моим словам? Еще бы – благородный Вергобрадиг вдруг признал простолюдинов… ну, не ровней себе, а… Даже не знаю, как и сказать.

– Просто – людьми, – ныряя следом за Веснушкой под нависающий над самой тропой сук, улыбнулся Виталий. – Хотя, они ведь и так – просто люди. Однако многие благородные их за людей не считают.

Вергобрадиг тихо рассмеялся:

– О, нет, нет, я нынче не из таких! Этот Летагон Капустник, смею заверить, вовсе не глупый малый.

– Я знаю…

Оп!

Лагерь мятежников (или – база повстанцев) открылся перед глазами путников настолько неожиданно, что Беторикс даже вздрогнул, хоть и не страдал никогда излишней нервозностью. Вроде бы вот, лес стоял плотной стеною – вяз, липа, орешник, и, казалось, здесь нет более ничего, одна лишь непроходимая чаща, буреломы, урочища… А вот, поди ж ты! Вновь сузившаяся тропа резко сворачивала в орешник, ныряя под кроны, словно под арку, и там, на той стороне, уже находился лагерь – только поднять глаза, и…