Борис Давыдов - Московит

– Проше пана Анджея… – Он замялся. Я видел, что улану отчаянно хочется задать какой-то мучающий его вопрос, буквально вертящийся на языке. Поэтому подбодрил его дружеским жестом: говорите, мол, не стесняйтесь! – Могу я со всем почтением спросить: по какой причине пан оказал мне столь великую милость и услугу, сделав протекцию, и каким чудом узнал, что это мое заветное желание?

Я несколько секунд размышлял, какой ответ будет наилучшим. И решил, что правдивый.

– Проше пана, начну с ответа на вторую часть. Это было совсем нетрудно! Пан еще молод, но честолюбив – в хорошем смысле слова. Я несколько раз замечал, как вы инстинктивно напрягались, когда рядом звучало слово «полковник», как менялось выражение вашего лица… Совсем немного, но для человека с моим опытом этого было достаточно! А что касается причин, как пан изволил выразиться, «протекции»… Во-первых, я изложил их пресветлому князю. Во-вторых же… Я испытываю к вам искреннюю симпатию. Надеюсь, что мы станем настоящими друзьями. Так почему бы не помочь хорошему человеку? – Я улыбнулся.

Пшекшивильский-Подопригорский, просияв, схватил мою руку и затряс: сильно, от души.

– Милостивый пане, как я могу отблагодарить вас? Хвала Господу, сотворившему нашу встречу в степи! Почту за великую честь называться другом пана Анджея. Моя сабля, имущество, сама жизнь, – располагайте всем по своему разумению! Увы, родители мои не дожили до столь радостного события… Но они смотрят с небес и видят, что сбылась их заветная мечта! А также мечта деда моего. Теперь я смело могу посвата… Кх-м!!! – Покрасневший Тадеуш весьма неумело сделал вид, будто ему в горло попала пыль. – Словом, разрешите еще раз и от всей души поблагодарить! Я у вас в вечном долгу.

Я со снисходительно-величественным видом кивнул: пустое, дескать, о каком долге вообще может идти речь! Постаравшись, чтобы Тадеуш ни о чем не догадался.

Эх, парень, парень… Что, так крепко запала в душу Анжела?! А ведь есть у тебя любимая девушка, не надо быть гением, чтобы додуматься до такой простой вещи. Если на твоем лбу все написано! Аршинными буквами! Настолько любимая, что ты страстно хотел к ней посвататься, да невысокое звание мешало. Вкупе с простой фамилией. Зазнобушка-то наверняка из знатной семьи… И вот стал полковником. Фамилию поспешил сменить на более «благородную». Мало того – попал в фавор к князю. Препятствие исчезло. Так чего медлишь? Бедная девушка заждалась, поди… Что, золотоволосая красавица повстречалась, покоя лишила?

Лучше выкинь Анжелу из головы по-хорошему. Нравишься ты мне, рад буду, коли другом станешь. Но – что мое, то мое. Не доводи до греха…

Ясновельможные паны советники Доминик Груховский и Ярослав Качиньский при обычных обстоятельствах вели себя друг с другом… Нет, не как враги, это было бы преувеличением. Но и теплоты в их отношениях не наблюдалось. «Недружественный нейтралитет» – так, пожалуй, выразился бы дипломат, подбирая наилучшее определение.

Каждый из них был свято уверен в собственном превосходстве, а к сопернику испытывал нечто среднее между раздражением и брезгливой жалостью… Но сейчас, когда по необъяснимому капризу Создателя откуда-то из дремучих северных лесов явился этот проклятый московит и оттеснил от княжеского кресла сразу обоих – какая неслыханная наглость! – паны воспылали друг к другу искренней симпатией и временно забыли ревнивые распри. Поскольку ничто не сплачивает так сильно, как внешняя угроза.

Военный совет был устроен по всем правилам конспирации – без лишних ушей, в просторном возке ясновельможного пана Груховского. Где, помимо самого хозяина, нашлось место и для пана Качиньского, и для иезуита Микульского, и даже для надутого, мрачного, как туча, пана Беджиховского. Коего допустили в круг столь знатных персон лишь потому, что он приходился дальним родичем тому самому Микульскому. После чего возок перестал быть просторным… ну да ничего. В интересах дела можно и стерпеть временные неудобства.

Пан Доминик произнес страстную речь – правда, вполголоса. Образцом ораторского искусства назвать ее нельзя, тем не менее получилась она вполне впечатляющей. Даже с учетом того, что ясновельможный пан, увлекшись, позабыл о присутствии духовной особы и несколько раз помянул черта, а также вставил пару слов, больше подобающих презренным хлопам.

– Итак, панове, что же мы будем делать? Неужто стерпим такое безобразие, такое поношение всех устоев?! Спокойно будем ждать, пока чертов… простите, святый отче! – схизматик овладеет умом и душою князя? Опомнимся, лишь когда его княжеская мосьц захочет обратно перейти в православие?!