Оксана Обухова - Уничтоженная вероятность (Циклопы)

Завьялов понял, что они попались. Подвыпившую рыженькую Свету Борис-Завянь должен был обыграть с полностью загипсованной правой рукой! Ослепший на оба глаза, наощупь, обломком кия.

Колян еще подначивал:

– Завянь… не узнаю. Давай-ка отдирай задницу от стула, иди и проучи зазнайку!

Значительно отклячив отодранную от дивана задницу, тело, управляемое курицей, расположилось над столом. Прищурилось, типа примерилось…

Кошмар. Увидев, как разлегся Кеша, «конотопский дядюшка» даже зажмурился.

Начал считать до тысячи.

Пирамиду разбивала Светка. Причем так неловко, что настоящий Завьялов сделал бы партию с одного кия – четыре шара сразу в лузы шли.

Кошмарное, зажмуренное ожидание длилось не долго. Звук, раздавшийся в вип-ложе, показал, что кий чуть не продрал сукно. Но врезался-таки в шар.

Через мгновение, в полной тишине, раздался шлепок костяного шара о паркет.

«Залягу в анабиоз, доживу до нужного времени, разыщу придурка Кешу и удавлю!!»

– Н-да, Завянь, – глубокомысленно пробормотал Коляна. – Сегодня ты и впрямь не в форме.

«Конотопский дядя Миша» открыл глаза. Дебилоид, каким-то чудом умудрившийся развиться до стилиста, догадливо тискал ладонью покалеченную болванкой клешню и морщился вполне трагически.

Банда тоже морщилась, но уже сочувственно.

План по охмурению Зойки Карповой пролетал фанерой над Первопрестольной.

Если придерживаться канвы формат-кино (письменными источниками Кеша не увлекался), то в полночь должно произойти примерно так.

Четыре дивные красотки войдут в вип-ложу.

Борис Завьялов в это время должен громить Косого на бильярде. Вокруг них должны толпиться зрители.

Зоя заинтересованно подойдет к столу… Осерчавший от проигрыша Коля затеет перепалку с прибывшим пафосом… Карпова ответит за себя и за эскорт. Боря вступится. Не за Косого, разумеется, за девушек.

Завянь предложит Зое примирительную партию. Пошло-поехало.

Пока – свернуло. Затеять партию с добряком Косолаповым и думать нечего. Коля никогда не встанет к столу с покалеченным соперником.

Прежде Завьялов надеялся выставить Кешу к бильярду ровно в полночь. Тот немного пофилонит, побродит вокруг стола и начнет знакомиться с Карповой, рассчитывая исключительно на засевшую в ее мозгах Жюли. Еще в дороге до «Ладьи» нечаянные соучастники договорились: едва Зоя и компания войдут в зал, стилист поскачет к бару и громко закажет коктейль с невероятным названием «Атас, Жюли, у нас циклоп».

– Жена у меня догадливая, – хвастался Капустин, – мигом все почует и исподволь поможет завязать роман. Нам, главное, нужный стол у входа в зал застолбить и на глаза попасться.

Но после позорного фиаско нужный стол сразу заняла шумная компания кавказцев. Их удалить оттуда можно только мордобоем.

А в ложу, где сцепились две грозные бригады, пафосные девы не войдут. Наверняка, возьмут курс на сонно тихий зал для некурящих.

Завьялов злобно глядел на «приболевшего» стилиста. Отвлеченный к тому же предмету Вадик беспечно оставил платиновую фемину без пригляда, и фемина погребла до «дядюшки».

Присела рядышком, затеяла светскую беседу о ценах на меха в Конотопе…

Был бы Боря в своем теле, давно бы попросил «археолога» приглядывать за раритетом, а так: сидел, расстроенно и густо дымил беломориной, надеялся, что отпугнет ее, как комара.

Фемина оказалась беспримерно стойкой к дыму.

– Михаил Борисович, не желаете ли посмотреть ночную столицу?.. Я за рулем.

– Конечно! Но только завтра, когда прибудут внуки и жена. Внуков у меня аж целых трое, все мечтают…

Интерес в глазах у Галочки увял. Часы над баром показали полночь.

Тело-Кеша нервно ерзало по диванчику-подкове, его разом утешали Наташа и Светлана. Целовали в ушки, в носик, забинтованный техническим пластырем мизинчик бережно поглаживали. Косой подбадривал его басистым рыком, Макс вискаря подливал.

Иннокентий на нервах сделал внушительный глоток…

«Упьешься, – глазами пригрозил Завьялов, – урою, забыв, что покалечу собственное тело! А Жюли, увидев, что с девочками тискаешься, добавит уже дома».

Кеша трагически поглядывал на часы. Даже в полутьме и чужих очках Завьялов видел судорожные, глотательные движения родного кадыка: парикмахер стремительно терял лицо. Причем чужое. Борис уже радовался, что фиаско произошло вне расписания, без главной зрительницы.

Следуя тому самому расписанию, в вип-ложу заплывали три статные девицы – шатенка, блондинка, брюнетка – и одна остриженная белобрысая чудачка без малейшего намека на вторичные половые признаки, зато в ботфортах на пятнадцатисантиметровой платформе. Шатенка оглядывала ложу взором притомившейся Цирцеи, как бы пересчитывая потенциальное свинское поголовье. Брюнетка ей не уступала, легонько морщила обработанный пластическими хирургами носовой хрящик. Чудачка восторженно приплясывала перед стойкой бара на агромадных каблуках.