Юрий Панов - Брод через Великую реку. Книга 2

– Волки, однако, были… – тихо произнёс Николашка, вернувшись из кустов. – Конягу-то они съели…

– Как ты думаешь… он там? – от волнения голос Алёшки пересох.

Николашка ещё раз осмотрел следы, верёвку и кивнул головой. Алёшка, закрепив один конец на том же дереве и нагрузив на себя остальной моток верёвки, поплевал на ладошки и полез вверх, кивнув другу. – Будь здесь…

Алёшка довольно быстро добрался до ращелины, похожей на пещеру и осмотрелся: ничто, кроме странно свободной верёвки, идущей вниз пещеры, не вызвало его следопытского внимания. Потянув её вверх, он быстро выдернул наверх размочалившийся остаток.

– Так-так… Оборвалась! – не понимая, как такая крепкая верёвка могла порваться. – Значит…

Ему даже думать не хотелось, что отец мог разбиться. Осторожно перебирая ногами, он начал спускаться вниз. Скоро глаза привыкли к темноте, царящей в пещере, а Алёшка всё спускался и спускался, пока ноги его не коснулись твёрдой поверхности.

Он зажёг спичку и огляделся: недалеко от него на боку лежал отец. Кинувшись к нему, он увидел большую лужу крови и бледное лицо отца. Прислонившись к груди отца, неожиданно услышал тихое. – Тук –тук… Тук-тук…

– Жив! Я знал… Я верил… – бормотал Алексей, укрепляя факел в камнях, который зажёг от спички. А сам руками ощупывал сантиметр за сантиметром руки и ноги отца. – Чё… Чё сломалося… Аха, вота… Нога… сломана… Ишшо одна… Похоже и рёбра…

Он выхватил нож и отрезал лямки рюкзака: одна пошла на жгут правой ноги, вторая – на левую. Аккуратно привязав к своему поясу всё, что было в рюкзаках верёвкой отца, он своей веревкой привязал тело отца к своей спине. Так и двинулся вверх. Верёвка трещала под тяжестью двух тел, но не рвалась. После нескольких метров вверх дыхание сбилось, а руки налились свинцовой тяжестью. Тяжёлое тело отца сползало, заставляя верёвку, обвитую вокруг тела, впиваться в горло Алёшки. Он останавливался, поправлял то и дело тело отца и верёвку, и снова полз наверх…

На площадке от усталости Алёшка упал, и какое-то время не шевелился.

– Алёсыка! Алёсыка… – услышал он голос друга. – Ну, цё? Насол?

– Нашёл… Нашёл… – Алёшка с трудом произносил такие дорогие сердцу слова: так в горле пересохло. – Разбился… он!

– Алёсыка, спускай… тихонька… отеса! Я тута плиму…

Неожиданно Алёшка оценил то, что предлагал его друг: если он начнёт спускаться с отцом, то, поскользнувшись сам, может погубить отца! В то же время, если потихоньку сначала спустить отца, а потом спуститься саму, вероятность удачи значительно больше. Сбросив вниз рюкзаки, огляделся вокруг, ища какую-нибудь палку. Скоро, обмотав две лесины, приложенные к телу отца, он начал осторожно стравливать верёвку. Ему казалось, что время остановилось: так устали руки. Но он продолжал осторожно стравливать верёвку, несмотря ни на что.

– Есть… Алёсыка, спускайси!

Если раньше он очень ждал этих слов, то сейчас был просто не готов к этому. Веревка вдруг ослабла, тяжесть куда-то исчезла, а он, без сил прислонился к камням пещеры. Отяжелевшие руки упали рядом…

– Алёсыка… Отеса живой! Давай, спусыкайси…

Слова Николашки, донёсшиеся откуда-то из далёкого основания горы, раньше бы его очень обрадовали, но сейчас сил на спуск уже не было.

– Иду… – прохрипел он, удивляясь сам себе. Непонятно откуда взявшиеся силы, вдруг подняли усталое тело и изорванные в кровь руки ухватились за верёвку. Казалось, он раздвоился: один Алёшка, большой и усталый, остался там, наверху и не хотел спускаться. Однако другой, невидимый и непонятный своей настойчивостью заставлял его шаг за шагом спускаться вниз, не обращая внимания на болящие и кровоточащие раны… Каким-то чутьём Алёшка вдруг понял: этот второй теперь в его жизни самый главный!

Когда ноги его коснулись земли, он, шатаясь от усталости, подошёл к отцу, над которым хлопотал довольный Николашка.

– Алёсыка… Моя тута… лядом… Отеса нада туда! – Николашка уже срубил две небольшие сосны и сооружал из них транспорт для Михаила.

Алёшка кивнул и как автомат выдернул верёвку из вбитых кольев и крючьев.

Скоро Алёшка, ведя свою лошадь с отцом, лежащим на слегах из сосны, шёл за Николашкой, который вёл их в свой аул на Мане. Периодически они останавливались, чтобы посмотреть самочувствие Михаила: тот по-прежнему был без сознания.

Михаил очнулся и застонал от боли в боку. Всё тело было словно заковано во что-то твёрдое. Вдруг прямо перед ним появилось, словно в тумане, лицо сына.