Алексей Борисов: Смоленское направление. Кн. 3

— А вот, и княжна наша. Падай в ноги, кому сказал.

Сам Захар в ноги не упал, как-никак староста, только поклонился низко, а вот купец в поклоне перещеголял. Островерхая шапка, восседавшая до этого на затылке, в мгновенье оказалась в левой руке, а пальцы правой достали до земли.

— За игрушками приехал? — Не давая опомниться купцу, с ходу заявила Нюра, потрепав по шее свою лошадь.

— Да княжна, как и договаривались, — не поднимая головы, пробормотал псковчанин, — серебро привёз, и муки пять мешков.

— Захар Захарыч, выдайте купцу подготовленный товар, да муку не забудьте перевесить. Но! Пошла! — Нюра стукнула пятками в бока лошадку, и проскочив мимо телеги помчалась в сторону леса, где её уже поджидал Гюнтер.

После обмена, Васильевич вытащил из-под накиданного на телегу сена толстенькое полено, крутанул за верхушку, где торчал сучок и предложил старосте отметить сделку двухгодичным мёдом. Захар при этом заметил, что под сеном лежали ещё несколько хитрых тайников, замаскированных под дрова.

— И много у тебя таких 'деревьев' в телеге растёт? — Староста втихаря выставил стеклянные, принадлежащие Нюре с Гюнтером, стаканчики, подставляя их под тягучую струю почти прозрачного перебродившего мёда на можжевеловых ягодах.

— А ты сам посмотри.

— Да вроде, неудобно как-то. Вот, если одним глазком.

Захар отгорнул сено, взял первый попавшийся чурбан, как оказалось, самый пузатенький, и стал крутить его за оба конца.

— Не всё большое имеет ценность. — Васильевич подмигнул старосте, взял соседнее с коротким кругляком полено [5] Дровяная плашка, кусок дров такой длины, как они идут в печь, обычно 10–12 вершков, колотые кругляки. Из долготья три чурбана, из чурбана по четыре полена , положив назад опорожнённый тайник и крутанув за верхушку, открыл новый сосуд.

— Хитро. — Уважительно высказался Захарыч.

— А то. Бывал я как-то в западных землях, не один, с приятелями своими. Шли мы на трёх телегах, темнеть стало, кругом — ни души, вот и решили, заночевали в лесочке, а утром, как полагается, костёр развели. На одном хворосте каши не сваришь, сам знаешь, да как назло, сушняка в округе днём с огнём не сыскать. — Игорь Васильевич глотнул мёда и продолжил рассказ. — Пошли мои приятели дерево рубить, а как срубили, откуда не возьмись, рыцарь поганый объявился, да не один, со слугами. В сторонке он стоял, ждал, покуда сосенку свалят.

— И что дальше было?

— Лучше не спрашивай, — купец потрогал шрам на лбу [6] Согласно Ливонской Правде, за возок дров для топки, уведённый у владельца леса — налагался штраф в три марки серебра. В данном случае, феодал учинил явное самоуправство , - Я с тех пор, как в ту сторону еду, дровишки с собой завсегда беру. А потом, сынишка свистульку делал, я и сообразил, как приятное с полезным совместить.

— Кого чужого поймаю, кто деревья рубит, кнутом выпорю. Не знал я, что такие порядки у них.

— Кто прошлое помянит, тому сам знаешь. Ну да ладно, пустое это. Ты мне скажи, откуда ковры у тебя, что на воротах висели? Лет пять назад, я в Рязани бывал, бухарский купец свой товар распродавал, его ковры в треть величины твоих были.

— Хороший ты человек, Игорь Васильевич. Тебе одному скажу, — Захар выдержал паузу и в полголоса, чуть ли не на ухо сообщил тайну, — Один ковёр княжна распорядилась продать, ибо у нас, их с завтрашнего дня начнут ткать. Механизмы заморские сегодня привезли, целых три сундука, большущие, что твоя телега. Во как.

— Так может, я продать попробую? Чем чёрт не шутит? Прости Господи. А с навара я отстегну, — и заговорщицким тоном добавил, — в чурбаке привезу, никто знать не будет.

— Только княжну предупредить надо, без неё никак. Я уж похлопочу.

В результате всех переговоров и тесных общений купца со старостой Самолвы, Игорь Васильевич, помимо мягких игрушек, повёз в Юрьев [7] С 1030 г. по 1224 г. и с 1893 г. по 1919 г. — Юрьев, с 1224 г. по 1893 г. — Дерпт, после 1919 г. — Тарту , который последние двадцать лет, по настоятельному требованию ливонцев обзывали Дерпт, громадного размера шерстяной ковёр. Проданный из расчёта полтора веса золота за один вес изделия, ковёр сгорит от опрокинутой свечи во время богослужения.

Через четыре дня, после моего посещения Самолвы, в деревню, со швабскими переселенцами наконец-то добрался Воинот. Вконец обессиленные от долгого перехода люди, чуть ли не валились на землю. Из двух дюжин повозок, к концу пути, добралось чуть больше половины. Несчастный случай на переправе, падёж скота, дорожные трудности, и уже на въезде, когда до площади перед домом старосты оставалось с полверсты, три возка просто развалились.