Андрей Посняков - Король

– Ой, дядюшка Ксенофонт, – поспешно заулыбалась рыжая. – Здрасьте. А я тут…

– Вижу – зачем, – дядюшка Ксенофонт добродушно рассмеялся, впрочем, брыластое лицо его вдруг на миг сделалось озабоченно-деловым и злым, а голос – твердым: – Треть всех доходов – мне. За покровительство и жилье.

– Но…

– Вас ведь четверо! И скажи спасибо, что я не беру половину.

– Спасибо, – скривившись, передразнила Сашка. – Кстати, мои мальчишки могут заготавливать хворост и вообще… много чего по хозяйству.

– Это само собой, дева. Само собой, – Ксенофонт вновь стал сама доброта, только что елей из глаз не лился. – Да, забыл сказать. Первый свой доход отдашь мне полностью. Я ж за вас всех поручуся!

Как бы там ни смотреть со стороны чистой коммерции, а с точки зрения порученного тайного дела все пока складывалось как нельзя лучше. За шпионов никто ни отроков, ни Сашку не держал – ну, сироты и сироты, пристали к маркитантам подхарчиться – эка невидаль! Тем более, рыжая-то девка – симпатичная, тощевата, правда, ну, да ничего, откормится, с такой-то мордочкой на еду заработает легко, да еще и на приданое останется… или на кибитку с парой лошадей. Многие поначалу нищие девки после больших войн кибитки свои заводили, а иные – и дома. Что воину в походе надо? Нет, не тогда, когда бой, а перед ним или сразу после? Правильно – расслабиться. Вина попить и к теплому женскому телу прижаться. А тощее оно или пышное – в полевых-то условиях любому будешь рад.

Бросая на высокие сосны танцующие желтые отблески, уютно потрескивал костерок. Рядом, в шалашике, давно уже спали малые отроки – Егорка и Левка. Сидевший у огня Федор ворошил угли да с любопытством прислушивался к доносящимся из кибитки разговорам и приглушенному девичьему смеху. Подружки болтали по-немецки, но и Федька ведь был не лыком шит, кое-что давно уже понимал, и «в неметчине» во многом уже навострился.

– Ах, Александра, ты даже не представляешь, как у этих парней много добычи! Сколько много всего! Ты говоришь – немцы, шведы? Да они жадные все, скупые, а эти – щедрые. Хорошо б осада затянулась, уж тогда… На повозку себе б скопила – точно.

– А если все же они возьмут Везенберг к весне?

– Коли возьмут, это, Саша, плохо. И коли не возьмут – тоже плохо. Коли победят их – тогда на нас отыграются, а коли возьмут… Так в крепости-то богатств особых нету! Русские там давно сидят… Да и какое добро у русских? Эх, лучше бы затянулось все! Хорошо бы – до лета.

– Ну, ты уж скажешь – до лета. Надоест же всем! Да и… окрестности все разграбят – и что? Чем потом платить-то будут?

– Окрестности разграбят – дальше грабить пойдут! Эх, не знаешь ты ландскнехтов, солдат удачи. За добычей дойдут хоть до самой Риги.

– Ну, уж ты скажешь!

– Дойдут, дойдут. Клянусь Святой Магдаленой.

Потрескивая, догорал костер. Мерцали красным угли. Смуглолицый Федька, задремав, едва не свалился в огонь, да вовремя проснулся. Встрепенулся, прислушался… да завалился в шалашик. В синем ливонском небе тускло светились звезды.

Весна 1574 г. Везенберг

Раковорская крепость, покинутая ливонским гарнизоном после взятия русскими войсками Нарвы, еще в августе 1558 года была занята отрядом боярина Колычева и значительно укреплена, став уездным центром. В течение последующих четырех лет в Раковорский уезд переселили помещиков из Бежецкой новгородской пятины, кои нынче и составляли значительную часть оборонявшихся в крепости войск.

«Бежецкие» укрылись в Раковоре с началом активных военных действий, как принято выражаться в летописях – «со чады и домочадцы». Местных крестьян-эстов новые помещики сильно не примучивали, по сравнению с немецкими баронами – так и вообще творили одно только добро. Если кто бежецких дворян и ненавидел, так как раз – бароны, или, лучше сказать, бароны-разбойники, справедливо видевшие в русских своих конкурентов. Еще бы, крестьяне-то их бросали и массово перебегали к бежецким, где получали изрядный кусок земли за вполне посильную арендную плату. Что же касается бюргеров из близлежащих городков, то для них русские стали постоянными клиентами в деле купли-продажи сельхозпродуктов и изделий городского ремесла.

Так бы переселенцы и жили, спокойно и добродушно, кабы не постоянные военные действия, кабы не шведы, не наемники, не литовцы и с поляками… кабы не собственный царь. Переселить-то он их переселил, да вот теперь, похоже, на произвол судьбы бросил. Когда шведы усилили натиск, многие едва успели уйти.