Андрей Посняков - Король

– Да уж, народу хватает, – протянул Леонид.

Михутря с презреньем сплюнул и повел плечом:

– Это разве народ? Вот раньше, вот это был народ – целые толпы! А сейчас… нынче уж дело не то. Обмельчал Новгород, обнищал, обезлюдел – Грозному царю спасибо сказати, тьфу!

Впереди показался Торг, весь, словно часовыми, обставленный древними церквами: Святого Иоанна на Опоках, Бориса и Глеба на Торгу, Святого Георгия, Успения, Параскевы Пятницы…

Слева, у приземистой, с крепкими стенами, церкви Святого Иоанна, расположились крестьянские возы. Предлагали овес, грибы, лукошки с брусникой и клюквой, рябину, мед, дичину, орехи и все такое прочее, что давали суровые северные леса.

– Вы тут ждите, – остановилась Графена. – А я – за одежкой.

– Постой, постой, – Арцыбашев торопливо схватил девушку за рукав. – А деньги? У нас и пула медного нету!

Оглянувшись, гулящая сверкнула большими жемчужно-серыми глазищами, сверкнула не просто так, а с озорством, с изрядной долею наглости:

– Ужо как-нибудь и без денег обойдемся, попробуем. Ждите, ага.

Сказала и исчезла, скрылась в толпе продавцов-покупателей, так что беглецы не успели и слова сказать.

Михутря осклабился:

– Ничо, ужо сыщет одежку. Девка еще та! Проворная.

– Даром, что проворная, – забеспокоился, заволновался король. – Лишь бы не попалась!

Между тем собравшийся у крестьянских возов народец, по виду – не шибко-то и зажиточный, активно торговал ягоды и орехи.

– Эй, борода, почем клюква? – высокий, со светлыми кудрями, парень, говорил с явным новгородским акцентом: «поцем».

– Корзина – денга, – почмокав губами, отозвался бородатый крестьянин.

Парень хмыкнул:

– Да я за денгу курицу куплю, дядя!

– И покупай. А ягоды мои не трогай.

– А хомут, хомуты по сколько?

– Полденги. Есть и по денге некоторые. Добрые-то хомуты, бери.

– Боровички за что отдашь?

– Полденги лукошко!

– Однако!

– К нему ишшо сыроег лукошко – даром.

– Даром, говоришь… А давай!

– Вон тот-то хомут почем? А дай-ко глянуть.

– И ягодок попробовать дай! Сладка ли твоя клюква? А ну-кось…

– Руци от ягод моих убери!

– Да я попробовать токмо…

– Сказал – убери! Не то как двину оглоблею!

От всего этого шума у Леонида заболело в ушах, и он переместился чуть ближе к паперти Ивановской церкви, встал под деревцем, изображая праздного зеваку… И вдруг почувствовал, как откуда-то сзади его крепко ухватили за плечо, и чей-то довольный вкрадчивый голос сказал:

– Ага, попался, голубчик! Я уж давно тебя приметил, да-а.

Осень 1573 г. Новгород – Москва

– Ну, обознался, обознался, с кем не бывает? Очень уж ты, Леня, на дружка мово, Устюжанского Ваньшу, похож! И ликом, и станом – ну, вылитый Ваньша!

Парня звали Григорием, Григорием Толмачевым, и был он лоцманом из Тихвинского посада, что не так уж и далеко от Новгорода, в Обонежской земле. Он и схватил Арцыбашева за плечо – обознался, а человеком оказался хорошим, и вот, желая сгладить вину, вовсю потчевал новых знакомцев пивом в ближайшей к Торгу харчевне на углу Ивановской и улицы Михайлова.

Пиво оказалось вкусным, а Гриня – так он просил себя называть – рассказчиком «мели, Емеля, твоя неделя», не давай покушать – дай поболтать! Под пиво еще заказали у служки жареной белорыбицы с караваем, опять же – угощал Толмачев, за что беглецы были ему весьма благодарны, поскольку давно уже проголодались так, что аж скулы сводило.

– Богородица у нас, Божьей матери образ, Тихвинская, – хвастал лоцман. – Знаете, верно.

– Да знаем, – скромно потупив глаза, Михутря махнул рукой. Еще б ему не знать! Сколько в краях тех разбойничал! Ну, не в самом посаде, конечно, а верстах в шестидесяти на север, на Архангельском тракте, в лесах. – Бывал как-то в Тихвине… проездом, на ярмарке.

– То-то я смотрю, мне и твое лицо знакомо, друже Мисаил! – обрадовался Григорий. – Так вы, говорите, в Москву?

– Угу, угу, в Москву, – сделав долгий пахучий глоток, Арцыбашев сдул пену с усов. – Нам бы скорее надо. Ты случайно не знаешь, с кем?

– Отчего ж не знаю? Знаю, – лоцман важно пригладил бородку. – Охрябятого Терентия караван на Москву идет, отправляются прямо завтра. На днях – еще двое купцов. Вы поспешайте – возьмут ли?

Приятели переглянулись:

– А что, могут и не взять?

– Посейчас такие времена, что могут, – оглянувшись по сторонам, Григорий понизил голос почти до шепота. – С час назад по всем купчишкам, гостям московским приказные с целовальниками прошлись. Строго-настрого предупредили, что ежели попросятся двое… или трое – двое мужиков, да с ним рыжая гулящая девка – так сообщили бы в приказ немедля… Или – ближайшим стрельцам, стражникам.