Николай Эдельман - Звездный час

Не ощущая тела, она сползла по покосившемуся сиденью и выбралась из машины, избегая поданной ей руки – возможно, чтобы не выдать, как ее трясет. С обеих сторон визжали тормозами автомобили. На противоположной обочине остановился открытый автобус-шарабан с торчащими над бортами раструбами граммофонов, и из него высыпала шумная толпа пассажиров-курортников, отправившихся в горы на пикник с шашлыками, игрой в фанты и менее скромными развлечениями и неожиданно получивших дополнительное зрелище, не входившее в программу. Подкатил и Тарас, с перепуганной физиономией выскочив из своего фордика.

– Елизавета Дмитриевна, Елизавета Дмитриевна! – вопил он в панике. – Вы живы?!

Его голос, так же как все прочие звуки и движения, Лиза лишь смутно воспринимала сквозь окутавшую ее пелену тумана. Сомнамбулически переставляя ноги, она доковыляла до дорожного ограждения и пристроилась на нем. Ее обоняние резанул запах духов – какая-то дама поднесла к ее лицу платок, на который вылила полфлакона брокаровского «Букета императрицы». Вокруг Лизы суетился Тарас – то принимаясь обмахивать ее, то встревоженно заглядывая ей в лицо и все время приговаривая: «Елизавета Дмитриевна, вас в больницу надо! В лице ни кровинки! Разойдитесь, господа, разойдитесь – даме плохо…»

На Левандовского набросился шофер полуторки – молодой парень, яростно тискавший и мявший в руках засаленную кепку.

– Вы бы, сударь, сперва проспались, прежде чем за руль садиться! – орал он, не разбирая выражений. – А то ишь, налил зенки и поехал с барышней кататься! – И он хотел прибавить что-то менее цензурное, но Левандовский прервал его:

– Потише, приятель. Давай-ка глянем, что с машиной случилось…

С этими словами он перемахнул через ограждение и чуть спустился по склону, оказавшись под автомобилем. К чему-то притронулся, что-то пощупал, нахмурился и, присвистнув, негромко произнес:

– Такие вот дела… – Затем обратился к своей спутнице: – Лиза, хотите посмотреть?

Она, начиная догадываться, что не лихачество водителя было виной аварии, но все еще лелея в себе испуг и негодование, нехотя нагнулась, чтобы заглянуть под брюхо «мерседесу», ничего не увидела, и тогда вслед за Левандовским сделала несколько шагов вниз по сыпучему откосу, оказавшемуся не таким уж крутым. Летчик подстраховывал ее, держа запачканной рукой за ладонь, которую Лиза на этот раз не пыталась отнять. Не так уж она была безнадежна в технике: тесное общение с Бобой, с юных лет азартно копавшимся в моторах и при всяком случае пытавшимся силой приобщить к этому занятию и сестру, не совсем прошло даром, и все же сейчас она едва понимала, на что Левандовский указывает в разверстом автомобильном нутре, полном механических кишок, еще дышавших бензиновым жаром: какие-то железки, провода, рычаги… Все грязное, покрытое пылью пополам с маслом.

– Вот в чем дело, – объяснил Левандовский, прикасаясь пальцем к свежему излому на свободно болтавшейся стальной штанге. – Это рулевая тяга. Очевидно, когда колесо попало в выбоину, она переломилась. И знаете почему? Потому что была подпилена!

– Подпилена? – переспросила Лиза, упрямо не улавливая в его словах скрытого смысла. – Кто же ее вам подпилил?

– Кто – не знаю, а где это случилось – догадываюсь. Подпилить ее могли в одном-единственном месте – в гараже у Мустафы.

– Но зачем?! – воскликнула Лиза, возмущенная не то коварством татарина, не то нелепостью этого обвинения, и, пытаясь найти в происходящем логику, предположила: – Может, он националист и ненавидит русских? А ведь как елей источал, когда машину возвращал! Или его Жорж подкупил?

– Разве ваш Жорж похож на человека, способного кого-то подкупить? Нет, дело не в нем, а в ком – я выясню, но за одно могу ручаться: наш Мустафа после таких шуточек еще пожалеет, что на свет родился, – я уж об этом позабочусь!

Тарас уже тянулся к Лизе, желая поскорее вытащить ее наверх.

– Едемте, Лизавета Дмитриевна! – торопил он. – Подымайтесь, пожалуйста, поспешать надо!

Продолжая суетиться, лебезить и рассыпаться перед ней мелким бесом, он настойчиво увлекал Лизу к «форду», цепко, но осторожно ухватившись за ее мизинец, словно за сокровище неслыханной ценности.

Про Левандовского он как будто забыл, очевидно полагая, что тот останется при побитой машине. Но летчик сам напомнил о себе.

– Не так быстро, любезный! – одернул он Тараса. – Сыскное отделение отменяется, едем в Симеиз!