Виктор Костин - Люди и Нелюди

– На, почитай, – передает лист бумаги.

Читаю, о, это интересно, здесь совсем по-другому все написано.

Что пока стража подошла, охрана Марти всех и это, уничтожила. Короче, – только кровь пролилась на молодого дворянина, они сильно извиняются.

Да, юмористы однако, эти стражники местные, – кровь пролилась, они извиняются.

Хотя хитрая стража все стрелки перевела на охрану Марти Кастело, где они там шлялись только, когда нас чуть не убили всех, хотел бы я знать. Охраннички эти, черт их дери, боялись Марти засмущать, или придурок Кастело настоял – не мешать счастью дочери.

После доклада-отчета я вопросительно посмотрел на отца.

– Понимаешь, сынок, тебя они спасли вот, это называется «долг жизни». Могут потребовать взамен долга договор брачный. У тебя девушки нет… или есть? Может, поговорим, а?

И что я ему скажу?

Хорошо, мама позвала есть, а мне ой как передышка-то нужна. С одной стороны, для меня, все замечательно. Марти видела, что это я ее спас. Никто ничего не понял – как, но это сейчас не главное. Семья Кастело мне обязана ой-ой как, и она же мне нужна для дела, моего дела.

Вот, а Марти ну хорошая девочка, с заскоками, правда, немного, но у всех свои недостатки. Поэтому сильно упираться не буду, если что, но с Марти надо поговорить обязательно на эту тему. Вдруг она не хочет со мной и это нечто вроде благодарности мне за спасение. Кто этих девушек поймет, а насильно я не хочу.

18.03.101 г. Восьмица

С утра, только родители ушли на работу, сделал еще один флакон. Это ничего, и это последний. Я все-таки вчера вечером рискнул и сделал еще один и заснул как убитый. Это у меня будет теперь как хорошее снотворное работать. Хоть бы не надорваться с ним, но, ничего, сейчас немножко плохо, но это, я думаю, пройдет.

В школу поехал на паровике – это на трамвае местном значит. Раньше я всегда пешком ходил, но сейчас лучше посижу, устал я что-то. В паровике деревянные лавки вдоль бортов не поперек, как у нас, а вдоль, и широкий проход между ними и народу почти и нет.

Доехал, до школы нормально. В школе уже все всё знают, расспрашивают меня, как же – герой дня.

Вот урок руси, прилетела Бригида, осмотрела, пощупала даже всего.

– Живой? – смотрит требовательно и вопросительно.

– Да, – говорю, – там охрана, стража, как все налетели.

Она: – А Марти говорит, ты сам всех убил, ужасы какие-то рассказывает всем.

Я на нее смотрю: – Ну Марти – она же девочка, что с нее взять, пусть рассказывает.

Бригида, улыбаясь: – А я поняла, но все равно ты молодец, не испугался грабителей.

Я грудь расправляю: – Я такой.

Она смеется, ускакала, вот девчонка же тоже. Все, выкрутился, осталась Натали, и все, выкручусь как-нибудь и там, думаю.

Прошел последний урок, хотел слинять по-быстрому. Натали Сергеевна не дала – у-уу. Сказала Толини: «Он остается со мной, нам надо заниматься».

Тот в ответ, как солдатик: «Хорошо, как скажете, Натали Сергеевна», – и сочувственно глядя на меня, ушел.

Когда все вышли, Натали Сергеевна подождала немного, потом стремительно сама закрыла класс и подошла ко мне. Я встал, она меня обняла.

«Ну дурашек, ну как же ты так?» – и это минут пять или десять, все повторяла и повторяла. «Знаешь, как я испугалась за тебя?».

Пришлось опять рассказывать сказку, что и стража, и охрана была, и все, все в порядке. Она долго стояла, потом сели за парты. Она смотрела на меня:

– Хороший ты мальчик, Витоли, вот только врать не умеешь… совсем, – как-то грустно сказала. – Понимаешь, я читала доклад, полный доклад стражи. Там много, накручено разного и упор делается на охрану Марти больше, только и я между строк тоже читать умею. Ведь не успела охрана, а стража потом вообще пришла, трупы уносить скорее все, – ведь правильно?

– Ну наверное. Да, Натали, там эти бандиты – они совсем дохлые были, их и вы пальцем свалите.

– Витоли, не обижай меня, ладно? Мальчик ты мой. Там два солдата в мореходку переходили, а это лучшие, и сержант с ними. Можешь, что сказать, только не ври, пожалуйста, не хочешь говорить – не говори, только не ври, – и опять меня обняла, – глупенький ты мой обманщик.

Я думал долго, потом решил все сказать, не то чтобы прямо все, но близко.

– Понимаете, я после того, аварии той, много чего умею. Вот и тогда мое тело было словно не мое. Что делал, не скажу, не помню, да и не в себе я был.

Ну-ну, не в себе я был, я уже давно не в себе здесь, можно сказать, с первого дня своего здесь я не в себе.