– Он там, – зачем-то пояснила миссис Бердсли.
Визг раздался снова, громче и истошнее, и я передумала идти за аптечкой, чтобы не тратить зря время.
Джейми выглянул с чердака.
– Захвати свет, саксоночка, – коротко велел он и снова исчез.
Не думая даже подать свечу, миссис Бердсли мяла в руках шаль и плотно сжимала губы. Я протиснулась мимо нее, схватила с полки подсвечник и запалила фитиль в очаге.
– Джейми?
Я просунула голову в люк, держа свечу над макушкой.
– Я здесь, саксоночка.
Он стоял в дальнем углу, где гуще всего ложились тени. Я вскарабкалась по лестнице и, осторожно переставляя ноги, подошла ближе.
Вонь шла именно отсюда. Заметив в темноте что-то светлое, я поднесла свечу. Джейми свистяще выдохнул сквозь зубы.
– Мистер Бердсли, я полагаю? – спросил он.
Мужчина был очень крупным. Из мрака китовой тушей возвышалась огромная выпуклость живота, рука, безвольно лежащая на половице, могла бы обхватить пушечное ядро. Однако белесая и дряблая плоть обвисла, грудь провалилась. Некогда бычья шея неестественно вытянулась, под спутанными волосами дико сверкал глаз.
Мужчина снова захрипел, пытаясь поднять голову. Джейми вздрогнул – и мурашки побежали у меня по спине. Превозмогая страх, я сунула ему подсвечник.
– Посвети.
Я встала на колени, запоздало чувствуя, как сквозь юбки просачивается жидкая грязь. Мужчина лежал в собственных испражнениях, причем довольно долго – слизь толстым слоем покрывала весь пол. Под льняной простыней он был голым. Перекатив его на бок, я увидела на спине кровоточащие язвы.
Диагноз был ясен без слов: одна половина лица сползла вниз, веко обвисло, рука и нога недвижно распластались по полу, под кожей проступали узловатые суставы. Бедняга пыхтел и блеял, бессильно высовывая язык и пуская слюни, но не мог произнести и слова.
– Тише. Успокойтесь, теперь все будет хорошо.
Я взяла его за запястье, чтобы проверить пульс: плоть свободно ходила по костям, не отзываясь на мое прикосновение.
– Инсульт, – тихо сказала я Джейми. – Вы называете это апоплексия.
Я положила руку Бердсли на грудь, чтобы хоть немного успокоить.
– Не волнуйтесь, мы вам поможем, – заверила я, а сама думала, что тут можно сделать. Ну, прежде всего, отмыть и согреть: на чердаке было чуть ли не холоднее, чем снаружи, и голая грудь под густыми волосами вся шла гусиной кожей.
Лестница скрипнула. Обернувшись, я увидела в проеме голову и массивные плечи миссис Бердсли, озаренные слабым светом с кухни.
– Как давно это с ним? – резко спросила я.
– Мош-шет… мес-сатц, – с заминкой выдавила она и, щетинясь, затараторила: – Я не могла его шдвинуть. Он шлишком тяш-шелый.
Все так. Однако…
– Как он вообще сюда попал? – потребовал ответа Джейми.
Пламя свечи высветило лицо миссис Бердсли, и светло-голубые глаза сверкнули льдом.
– Он… гналша ш-ша мной, – слабо выговорила она.
– Что?
Джейми подошел и взял ее за руку, помогая – против воли – забраться на чердак.
– Что значит гнался?!
Она сгорбила круглые плечи под завязанной крест-накрест шалью – точь-в-точь кухонный горшок с остывающим супом.
– Он меня ударил. Я побеш-шала, а он погналша. Я хотела ш-шдесь шпрятаться, но он нашел. А потом… упал. И… не шмог больш-ше вштать.
Джейми поднес свечу к ее лицу. Миссис Бердсли нервно улыбнулась, глядя то на меня, то на Джейми, и я поняла, почему она шепелявит: передние зубы были сломаны и осколки боком торчали из десны. По верхней губе вился небольшой шрам, еще один белел на лбу.
Мужчина на полу истошно завизжал, словно протестуя, и она невольно съежилась и закрыла глаза.
– Хмм… – пробормотал Джейми. – Ладно. Принесите воды, мэм. А еще чистых тряпок и новых свечей, – крикнул он ей в спину, когда она заторопилась прочь.
– Джейми, верни свет, пожалуйста.
Он встал рядом, держа подсвечник так, чтобы я видела распластанное тело. Окинув Бердсли взглядом, полным жалости пополам с презрением, Джейми покачал головой.
– Что скажешь, саксоночка? Божья кара?
– Не совсем божья, – вполголоса возразила я, чтобы на кухне не услышали. Я забрала у Джейми свечу. – Вот, взгляни.
Возле головы Бердсли стояла фляга воды и тарелка с черствой и плесневелой краюхой, рядом валялись липкие крошки полупережеванного хлеба. Она кормила его, чтобы не умер с голоду. Однако в передней комнате хранились всяческие разносолы: копченые окорока, сушеные фрукты, соленая рыба, квашеная капуста… Там были связки мехов, кувшины с маслом, горы шерстяных одеял, – а хозяин всех этих богатств лежал в темноте голый, дрожа под тонкой простыней.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу