Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие

В крепости, да еще накануне похода, стояла непривычная для Татьяны суета. Отроки носились с поручениями, перекрикиваясь на ходу, а разыскивая нужного человека, который неизвестно где находился, предпочитали орать его имя как можно громче в надежде, что он услышит и откликнется. Где-то отчаянно матерился так и не унявшийся с утра Сучок, гремели своим инструментом плотники, со стороны кузни раздавались удары молотов, тут же ржали кони, лаяли собаки. Словом, крепость издавала такое количество разнообразных звуков, что все это сливалось в мощный гул и запросто могло оглушить непривычного человека.

Так что отдохнуть как следует не удалось: полежала недолго, ворочаясь с боку на бок и прислушиваясь к себе – все ли с дитем в порядке; не приведи Господь, опять скрутит, Настену отсюда не дозовешься. Но нигде ничего не болело, не тянуло, а в одиночестве, в пустой горнице опять подступала тоска и поднималось раздражение на эту дурацкую крепость, на суету и беготню, на все здесь происходящее, будто оно ей враждебно. Не что-то определенное, а все разом.

Обычно Татьяна не была столь мнительна и плаксива, но в эту беременность на нее как будто что накатывало: и мысли появлялись странные, горькие, и из-за малейшего пустяка слезы, вот как сейчас, сами вскипали, и обида порой настигала, да такая, что не могла сдержать своих чувств. Иной раз и сама себе противна становилась, понимала, что со стороны это выглядит пустой блажью, а от того еще больше расстраивалась. Настена успокаивала, говорила, что такое иной раз в тягостях случается, словно у бабы весь разум и терпение куда-то деваются, просто пережить надо, потом все наладится. Татьяна и сама это знала, но сопротивляться никаких сил не хватало.

Вот и сейчас: лежать да думать – до слез себя доведешь, ходить – устанешь быстро. И то, и другое для ребенка вредно, и что тут выбрать – непонятно. Так что полежала чуть-чуть, подышала медленно, размеренно, как Настена учила, успокоилась немного и встала – что толку лежать-то… Да и не приучена разлеживаться, дела всегда найдутся, тем более здесь, да перед походом.

При мысли о походе (чтоб ему неладно было – удумал батюшка Корней незнамо куда детей посылать!) Татьяну как подбросило – а тесто на провожальные караваи поставить не забыли? Тут у Анны столько хлопот, что не мудрено и упустить что-то, а без них воинов отпускать нельзя, мало ли… Быстро, как могла, собралась, поправила платок – негоже растрепой ходить, и вышла на улицу. Постояла, осматриваясь, и Демушку увидела. Улыбнулась, направилась было к нему, да остановилась.

Сын отчитывал какого-то отрока за небрежение. Ну да, говорили же, что он тут, в крепости, за порядок отвечает – городовой боярин! Да только Демушка так зло парня распекал, что у того разве что слез на глазах не было. Татьяна со стороны поглядела на сына и вздохнула – вот тебе второй сын, на отца не похож. Радость ее, защита на старости лет… Да, не Лавр он – скорее, в дядьку Фрола пошел, такой же суровый и яростный.

При одном воспоминании о девере щеки пошли красными пятнами. Нет, ЭТО Татьяна даже сейчас вспоминать боялась. Как тогда Анна не догадалась? Хотя… она если и догадалась, то виду бы не подала – горда больно… неужто за это потом и мстила? Ведь один раз только и было. Она и не виновата – отказать не смогла, да Фрол и разрешения особого не спрашивал, и не сомневался.

Господи, как она истерзалась потом, боялась в глаза глянуть и ему, и Анне, и свекру со свекровью, и Лавру… А Фрол… Фрол никогда больше на нее и не взглянул, словно забыл. Просто не замечал с тех пор невестку и все, а это обиднее всего. Татьяна закусила губу – сколько лет не вспоминала, даже когда жив он был, получалось не помнить, надеялась, что и совсем забыла, как дурной сон, а оно вон как ее настигло… Тряхнула головой, прогоняя наваждение, и пошла к сыну.

Но и Демьян, как на зло, на этот раз ничем мать не порадовал. Хорошо хоть, когда увидел, просветлел лицом, подошел, спросил, не надо ли чего. Не вид сделал, что рад, как Кузя давеча, а искренне обрадовался, хоть и расстались только утром. Но… и он торопился. Поклонился почтительно и так же нетерпеливо, как и брат перед этим, оглянулся на стоящих поодаль мальчишек:

– Прости, матушка, занят я сейчас, отроки вон дожидаются. Вечером свидимся.

Так что и Демушка убежал, не выслушав ее толком. А Татьяна, повинуясь внезапному порыву, ей самой до конца не понятному, отправилась искать приемных сыновей – Артемия и Дмитрия. Хоть и приезжали они в Ратное накануне, но и сейчас вдруг захотела увидеть. Отроки к приемной матери тянулись, чувствовалось, что тоскуют по домашнему очагу, да и ей они уже родными стали, она каждый раз ждала приезда этих мальчишек не меньше, чем Демьяна с Кузьмой. А сейчас, неприкаянная и никому не нужная, сама себе не отдавала отчета, что хочет найти хоть какое-то успокоение и подтверждение тому, что не всем она здесь безразлична. И не рада была такой маете, но вопреки ее воле в голову лезли глупые, зачастую откровенно надуманные обиды, будто нашептывал их кто-то, лишая ее сил противиться.