Александр Эйпур - Ученики Берендея

Он помассировал виски и смежил очи на несколько минут. Решение пришло по завершении сеанса. Так пилот, стандартную услышав фразу, начинает действовать.

Посмотрим, как вторгнетесь вы завтра в частную жизнь рядового гражданина. Вы, клещевидные проныры.

Как ни стремился уловить я растворенья миг, запечатлеть его начало никак не удавалось. Моргнул − и эта грань незримая, за которой всё выглядит иначе, уж пройдена. Гардина только что щекотала нос, ветра дуновения обманчивые запахи доносили с улиц − и вот оно!.. Будто окунулся в пруд − и вынырнул в совершенно незнакомом месте. Обычные трусы на мне и исчезающие кроссовки; я с обувью экспериментировал сегодня: вспомню − на ногах они, упущу картинку − снова босиком. Но на то она и трава, чтобы всякая тварь водилась в ней.

Поодаль, на первых порах расплывчатая слегка, маячила фигура. Стоило адаптироваться зрению, обрадовался я: сам Евгений Васильевич, в своём неизменном брезентовом плаще и шляпе. Мне же никак не удавалось пронести через Грань Иццы хоть что-нибудь из вещей, какие могли бы пригодиться в похожденьях наших.

Он помахал рукою: приветил как поторопил, и я пристроился ему в фарватер. Цвет неба изумрудно-бирюзовый уверенность вселял, и, по всему, облака нас проморгали: они скопились на востоке, у горы со слизанной вершиной, точно мухи над коровьим пирожком. Было прохладно и свежо, роса нас выдавала с головой, да что поделать? Тут как повезёт: коли вражина какая пустится по следу, у нас запасный выход есть, и первое из правил − не мучить шеи. Довольно игр.

– Как настроение?

− Полный бак, − сказал в затылок я. – Что-то не густо нынче.

− И не берись гадать, сколько и кого в попутчики дадут, − не останавливаясь, отвечал учитель. − Караваном из тридцати душ неужели легче?

− Раздражают примитивные поступки, порою до кипения доводят, − признался я.

− На месте организаторов, нижний порог я бы установил, чтобы всяких, кто известного предела не достиг, в команду не включали. Ты же видел: ему толкую о вещах простейших, а он рта не закрывает, мудрецом зовёт.

− Мудрейшим, − поправляю я. Евгений Васильевич несдержанности своей, проявленной накануне, оправдание искал. Я не винил и не оправдывал его, хотя он большего достоин. Сам из того же теста слеплен, мне ль судить? Честно если, от этих дикарей досталось в прошлый раз обоим. Издеваются над нами, не иначе − может показаться со стороны. На самом деле пробуют на прочность.

− Почему снова в таком виде?

Я оглядел себя. Гардероб как гардероб: вполне по сезону.

− С царского плеча… − Евгений Васильевич совершил пасы руками, и я на себе нашёл и шорты со множеством карманов, и рубашку с коротким рукавом. − Носи и помни. Да мне бы самому не забывать. Поздоровайся с дядей.

Ну и шутник! С кем здороваться? Посредь чистого поля высилась та самая Арка, у которой захлебнулся мой поход недавний. Над ней выгнулось и затрепетало кумачом полотнище: «Привет посланцам Нулевого!» Я присмотрелся, − померещилось никак. Просто стереотип сработал: всякое заметное строение обязано нести на теле вопль героический.

Теоретически, Арка состоит из трёх плоскостей, в виде трёх «П», но увидеть все не доводилось никому. Из шлифованного синего камня, покрытая диковинным орнаментом, торчит она себе на голом месте, без явных признаков необходимости. Обойти её не трудно, но тогда мы в унисон не попадём с частотами, говорит учитель. Арка − не уцелевший фрагмент древнего сооружения, а одно из условий: мы вышли на тропу, зарегистрировались как бы.

Сооружение венчал воздушный шарик первозданного фиолетового, насыщенного и основательного цвета. Нет, уже зелёного… − точнее, цвета меняются, не успеваю слова молвить. Откуда, что, − при обстоятельствах иных, с багажом современных терминов и знаний предположить могу, что наблюдаем мы прибор для наблюдений, тонкую работу; пока мы пялимся на оболочку, нас изнутри фотографируют, измеряют рост и вес, в графе «особые приметы» заполняют пустоту пробелов.

Почудилось, учитель слово произнёс. «Баремисольфа», кажется, так. Сам воздух будто содрогнулся, и пространство за порогом Арки заволокло туманом непроглядным. Я за учителем подался. Я слышал шорох, будто пробивался он сквозь ельник молодой, − брезенту применение нашлось, а как мне в шортах? И отставать нельзя. Меня всего обволокло холодным, скользким веществом, как мокрым целлофаном; уже дыхание перехватило, но учителя рука нашла меня. Некоторое сопротивление преодолев, прошли мы многочисленные анфилады Арки насквозь. Вот так чудеса! Местность как будто стала выглядеть иначе, краски ярче. Угловатые облака бродили парами по обозримой периферии. К подобным изменениям готов я не был.