Петр Ингвин - Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

Конкретного плана действий у меня так и не созрело. Все дни ожидания в голову лезла сплошная дребедень, разбиваемая первым же мыслительным усилием. Понятно, что двигаться нужно вглубь леса, после чего, когда дежурные глядельцы окажутся позади, повернуть в сторону единственной хорошо известной мне деревни Зырянки. Там сориентируюсь, что делать дальше. Варианта два: выдать себя за гостя, как здесь именуют купцов, или найти кого-то из Немирова семейства. Если кузнец вернулся, то, может быть, оценит, что возвращение произошло благодаря моему вмешательству. Любу мне было жалко, а встречаться с ней не хотелось. Постник тоже ко мне дружеских чувств не питал, просто терпел. Мелкий Урюпка уже тогда строил из себя взрослого – значит, будет стоять за родных. То есть, против меня. Фенька поддержит всех, лишь бы не ссорились, это хоть какой-то голос в мою пользу, пусть не полноценный (если разделить на всех, мне достанется только часть голоса), но уже что-то. Елка… Кто ее знает. Девчонка себе на уме. Взбалмошная и непредсказуемая. Может встать за меня горой, а может ножиком пырнуть, и в обоих случаях будет чувствовать себя правой. Даже если эти два события произойдут одновременно. Еще есть вариант с мастером Драком. Кто-то из них мог слышать о втором пришествии Марианны.

Теперь посмотрим с другой стороны. Куда могла направиться царевна, когда оказалась по эту сторону Большой воды? Конязь живет в Еконограде, до него незамеченной не дойдешь. Лицам женского пола без мужчин ходить запрещено. Если она сумеет куда-то пробраться, то, наверняка, в Зырянку. Рассмотрим ту же компанию, кто как отнесется к появлению сбежавшей невесты отца.

Немир, если жив и здоров, доведет дело до конца, и с мечтой о «боевой подруге правителя» царевне можно распрощаться. Возможно, я успею попасть на свадьбу.

Если с Немиром расправились раньше, чем за его поиски взялся конязь, главой семьи стал Постник. У парня два варианта: помочь Марианне или сдать ее папам. Если он законопослушен и не хочет проблем, то сдаст обязательно. Если обижен за отца и деятелен – поможет. Зависит от убеждений. Также играет роль дело случая и настроения. Прогнозированию не поддается.

Люба. Она считала Марианну соперницей. Узнав, что царевна едет к конязю, может помочь. У Любы есть сестра-близнец в Еконограде, туда и отправит. Но если Люба обижена на сбежавшего муженька…

Н-да. Царевне может достаться из-за меня.

Урюпка, Фенька и Елка ничем не помогут, у них нет ни права голоса, ни возможностей. Больше никого Марианна не знает, кроме нескольких солдат, а также повара с поваренком из пограничной крепости.

На ее месте я бы удостоверился в отсутствии Немира и обратился к Постнику – днем он в кузнице один. Или к Любе – она днем дома одна.

Это я бы на ее месте, а что взбредет в голову царевне? Что, если она просто пойдет к папам и объяснит цель, с которой прибыла?

Лучше бы ей податься к солдатам. Еще лучше – к дружинникам конязя. Вот оптимальный вариант. Но их где-то нужно подловить, для этого – долго сидеть в засаде, никому другому не попасться на глаз и успеть все объяснить до того, как накажут за нарушение устоев в виде гуляния в одиночку.

Дождь закончился далеко за полночь. Тучу унесло, влажное умытое небо расцветилось звездами. Ночью здесь бояться нечего – нет ни волков (про них местным известно – значит, где-то водятся, но не вблизи, иначе принимались бы меры), ни змей, ни чего-то прочего из той же опасной серии. Если только в яму свалиться, но для этого достаточно идти аккуратней. Главное – идти. Что я и делал. Но не получалось. Тело дрожало, ноги передвигаться отказывались, в голове шумело. Похоже, я простыл. В столь ответственный момент. Глупо.

В какой-то момент я понял, что без огня погибну. Одежда прилипла, мешок стал неподъемным. Еще немного, и встать не получится.

Нос уловил запах дымка. Была не была. Кто бы это ни был. Иначе…

Волочившийся мешок дребезжал, под ногами трещало, но мне стало все равно. Цель – дойти до костра. И упасть. И будь, что будет.

Я упал раньше.

– У него озноб, – раздалось над головой. Чья-то ладонь коснулась лба. – Горячий.

Больше я ничего не помню.

Мир ходил ходуном. Глаза в меру возможности сосредоточились, перед ними обнаружились склизкие доски, сверху из квадратного отверстия бил свет. Я лежал в дурно пахнущем деревянном помещении, заваленном всякой всячиной. Выгнутость стен и покачивание объяснили, что я на корабле.