Полли Еленова - Из Злодейки в Толстуху

– Так ведь… я брат. И у меня, между прочим, сложная ситуация в жизни, ты сама говоришь! Развод, знаешь ли, не шутки… – он подходит ближе, тяжело и горестно вздыхает, и садится напротив. – Ты на начальника всё смотришь. Классика. Но, как по мне, ты понимаешь всё, не дура ведь. Не светит тебе замужняя жизнь. Поэтому хорошо, что хоть я есть. Мужик в доме. Ну, что ты? – улыбается будто примирительно. – На работу идёшь? Одевайся и иди, да?

Взгляд Изиды холодеет.

– Теперь я знаю, кого использовать, если мне понадобиться провести ритуал с жертвоприношением. Зачем столько странной одежды?

– Холодно же, – ничего не понимает он из вышесказанного, но решает не вдумываться. – Ты же простужаешься, как раз плюнуть! Ир, давай быстрее, а?

– Холодно? – зиму Изида терпеть не может по понятным причинам.

Она подходит к окну, убирает штору и замирает. Везде серые высокие квадратные здания, все одинаковые, дороги огромные и чёрные, и по ним передвигаются странные существа… Машины – приходит в голову. Дорога, спальный район, работа, быстрее, ватрушки…

– Ничего не понимаю, – морщится она и оборачивается к холопу. – Какие ещё ватрушки?

– Да-да, – кивает он радостно, замечая в глазах её знакомый блеск и признаки адекватности, – и ватрушек по дороге купишь! Своих любимых. Ты ведь заслуживаешь немного счастья! Только иди скорее, ну, Ир!

– Да, мне нужно лучше рассмотреть это странное место. Может, – захватывает её щекочущее душу опасение, – это Ад? Ты, бездельник, должен проводить меня. Живо.

Она подходит к тряпью, чувствуя позыв уже, наконец, сесть. И, запыхиваясь на каждом движении, принимается натягивать на себя неприятную на ощупь, странную ткань.

Артём ждёт её у двери и переминается с ноги на ногу.

– Я не пойду никуда. Такси вызову, тебя отвезут. Холодно.

– Ты не спорь со мной! Если родился рабом, так будь нормальным, баранья головешка, рабом!

Она натягивает какие-то толстые штаны, в несколько слоёв, с какой-то неестественно красной скользящей тканью снаружи. От них моментально начинает печь ноги. И всё шуршит. Кружевную блузу в цветочек, свитер в елочку, шарф с бантиками, меховой плащ…

– Отвратительно! – выходит в коридор, едва передвигаясь.

Артём кивает, но сразу же спохватывается.

– Зато тепло! – странно, конечно, что она надела всё, что он сунул ей в руки, ну да что уж там. – Эх, с богом, – говорит зачем-то, и открывает перед Ирой дверь.

И Изида вдруг хватает его за локоть:

– Какому богу ты молишься?

– Единственному нашему всеобщему! – пугается он, и сразу же задумывается, всё ли правильно сказал.

Вроде, звучит как-то не так…

– Я не знаю такого! Куда идти?

– Туда! – махает он рукой на лестничную площадку. – Вниз, Ирочка… – и напоследок вручает ей папку с бумагами.

Лестница, что надо. Широкая.

– Надо взять на заметку вашу эту, как это слово… архитектуру…

Задумчивая и напряжённая, она начинает скрипеть по ступеням.

– Лифт сломался, – как только Артём захлопнул дверь, высовывается из соседней квартиры мелкая и морщинистая старуха. – Ай-ай, как нехорошо, сломался! Но ты потихоньку, потихоньку…

Изида останавливается.

– Лифт?

– Ага-ага, лифт, – кивает она, чему-то радуясь. – А вы там, что, небось поругались?

– Ир? – останавливается рядом с ней мужчина, идущий наверх. – Что-то ты поздно здесь…

У него маленькие серые глазки и сквозь редкие русые волосы просматривается будущая лысина.

Изида не обращает на него внимания, сосредоточившись на бабке.

– Почему ты ещё жива?

– Ась? – звучит в ответ с возмущением. – Это ещё что за вопросы такие?!

Мужчина же всё никак не уходит, улыбается Ире, останавливаясь между ней и соседкой. А затем вдруг слегка наклоняется, словно хочет что-то шепнуть на ухо Ире, и проворно, ощутимо щипает её за аппетитное бедро.

– Что ты, стесняешься теперь? А, может, ещё разок ко мне заглянешь, мм?

Соседка за его спиной вся обращается в слух.

Все вопросы к бабке, которую почему-то ещё никто не принёс в жертву, испаряются из-за острой боли, и Изида снова от отвращения начинает плеваться и шипеть.

– Как ты смеешь, бараний потрох! А, ну, смотри в глаза! За такое я отрублю тебе твои мерзкие пальцы!

Он хохочет, принимая это за шутку или странную игру, и норовит ущипнуть её во второй раз. Только уже выше…

Жаль нет меча!

Изида, передёргиваясь, высоко поднимает руки с кипой бумаг – скрип, скрип, скрип, – и обрушивает всё на лицо мерзкого барана.