Полли Еленова - Из Злодейки в Толстуху

Изиду в любом случае вернуть придётся, а вот что будет после… это уже вопрос.

И Анд пожимает его руку и, подумав, протягивает кинжал.

– Кровь нужна для сделки?

– Ага, но я сам, – с неизменной усмешкой Кер прокусывает его ладонь, выступившая кровь шипит и чернеет на коже, прикипая демонской печатью. – Теперь ты моя потенциальная девочка для… тепла.

У Анда дёргается угол губ, он отступает и трёт ладонь об штаны.

– Предпочитаю думать, что ты теперь служишь мне, и разойдёмся мы каждый при своём. С миром. Ну, или ты потеряешь свои рога, тварь…

И он идёт в ту сторону, где скрылась девчонка.

– Не помнишь, – бросает через плечо, – она говорила, как её звать?

– Челябумс?

– Что-то такое слышал. Это имя? – и он кричит, вглядываясь в заросли: – Челябумс! Где ты, здесь опасно одной!

Ира решает бежать пока сон не закончится, тем более, это так приятно…

Какие-то странные крики пугают, боже, когда же это закончится.

– Шух-шух-шух, сбежать пытается, в теле Госпожи, – ухмыляется Кер и вдруг валится на траву, но на пол пути зависает в воздухе и зевает. – Разбирайся пока, а я подремлю.

И Анд спешит за… как же её? Челиаб?

– Стой! – кричит ей, когда глаза улавливают её образ на фоне дубовой рощи. – Стой, там водятся рыжие псы!

Она несётся на звук бегущей воды и останавливается у узенькой, но чистой речушки.

И кричит.

Это больше не кажется сном, а значит не выглядит нормально. Из отражения на неё глядит высокая молодая женщина, будто вытесанная из камня. О скулы можно порезаться, синие глаза сверкают, иссиня-чёрные волосы доходят до бёдер.

– Челиаб! – Анд сбавляет шаг, не желая напугать её. – Челиаб… Чебурк? Чебураш…ка?! Стой! Иди сюда, – протягивает к ней руку и подбирается ближе. – Здесь водятся стаи диких псов. Порождения богини огня. Даже видеть их – дурной знак. Иди сюда…

– Я Ира…

Она переводит на Анда влажные глаза.

– У меня в голове не укладывается… Как это возможно?

– Прости, Ира, – улыбается он неожиданно тепло и обаятельно, – бес попутал… Меня зовут Анд. И тебе придётся, пока мы не вернули нашу госпожу, побыть ею. А как это вышло… мне бы тоже узнать хотелось.

– Что значит побыть ею?

– Это значит, – наконец доходит он до неё и хватает за локоть, – вести себя, будто ты, это она. Чтобы нас всех… не казнили к чертям.

Будет досадно, если Анд погибнет и окажется в лапах Алукерия.

От этих мыслей ему становится дурно и противно, и он тянет Иру на себя.

– В глаза мне смотри, – едва ли не шипит он, – и обещай слушаться. Нет времени возиться с тобой и успокаивать. Надо возвращаться в замок… госпожа.

Ира начинает терять от волнения сознание… Уже мутится в глазах. Ноги становятся ватными и…

Ничего не происходит.

Это тело будто резиновое! Не желающее отключаться и давать ей надежду на то, что открыв глаза снова, она окажется в своей квартирке, приготовит завтрак брату, выслушает гадости от начальника и соседа, поздоровается с сюсюкающей бабушкой, доделает отчёт и…

– Госпожа, говоришь?

– Да, – ему на руку её минутная слабость, и Анд подхватывает Иру. – Я внесу тебя в замок, как свою жену. Покорную жену. Все смирятся с моей победой. А ты не потеряешь уважения… Главное, не выдавай ничем, что ты – не она, – он несёт её обратно так, будто она ничего не весит.

Ванна стоит посреди помещения, большая, блестящая, медная. На толстых устойчивых ножках. В окружении громоздких подсвечников, освещённая всполохами свечей. Хотя снаружи всё ещё светло, сюда почти не проникают солнечные лучи. Окошко под потолком мутное и узкое.

Молодая служанка с удивительно некрасивым, грубым лицом, вливает в ванную последнее ведро горячей воды и не решается поднять на Иру глаз.

– Ванна готова, госпожа… – она подходит к ней, собираясь помочь раздеться.

– Ээ, спасибо, – ёжится Ира, – что вы хотите от меня?

– Снять вашу одежду, – неуверенно отвечает она. – Если вы позволите. И принести вам напитки с едой, как обычно… Если желаете.

– Есть, да, хорошо бы, спасибо, – Ира улыбается. – Сегодня такой странный день… А одежду… Так это, я сама.

– Да, госпожа, – служанка удаляется, прикрикивая на кого-то за дверью.

Одежда рваная, держится на трёх пуговицах, и их Ира потрагивающими пальцами расстёгивает, не сводя взгляда с отражения в воде.

Это и правда другой мир. Она нигде не видела подобных женщин.

Бесподобных даже.

Вот только в этом облике столько строгости и силы… Нет ничего по-женски хрупкого. Могла ли эта женщина быть страстной? Как она проводила свои дни здесь, о чём думала, чего желала?