Дарья Райнер - Фейрум

Они вернулись на остров и прожили долгую жизнь. У них родились сыновья, а у тех – свои дети. Рано или поздно они покидали остров – женились, выходили замуж, перебирались в город, но продолжали помнить. Красивую сказку с несчастливым концом. Или счастливым – каждый решает для себя.

Но кто-нибудь – один из поколения – всегда остаётся. Приглядывает за Звездой, что сияет со дна. Оберегает остров от небесных змеев.

• ● •

Липа опустила взгляд.

Спустя века чудовище вернулось, только в другом облике. Загадочный фейрит, отравляющий воды. Что, если Звезда, вновь превратившаяся в сгусток света, погаснет из-за него навсегда? Или уже погасла.

Игнас пристально смотрел на неё. Он ждал другого рассказа.

– Ну хорошо…

• ● •

Дочь предпоследнего смотрителя острова отправилась в Бранов двадцать лет назад. Её очаровал большой город, и она решила остаться – наблюдать закаты с крыш в компании галок и бродячих котов. Она была художницей и видела мир разделённым на слои. Под каждой обыденностью находила чудо, как монетку под старой половицей.

Однажды она встретила такого же чудака. Какое-то время они искали смыслы вдвоём, а затем появилась девочка… хотя все ждали мальчика, отсюда и имя. Думали, будет Филипп, а родилась Филиппина. Липка, если по-простому.

Бабушку она потеряла – остался только дед. Да и отца, если подумать, не знала. Видела последний раз в четыре года. Запомнила рыже-колючую бороду и пятна засохшей краски на ладонях, когда они вдвоём играли в ладушки. Больше не играли с тех пор… Каникулы Липка проводила на острове и была самой счастливой из всех веснушчатых девчонок. Пока и дед не ушёл – как нравилось думать девочке, в подводный мир, где зажёгся новой звездой.

Шли годы. Слои, на которые художница делила мир, начали смешиваться, наползать друг на друга и рваться. Липка, как могла, склеивала их в единое полотно, но заплатанный холст в галерее не выставишь…

• ● •

– Чем она больна? – Игнас перебил внезапно.

– Синдром Хантингтона. Это наследственное. Бабушка тоже болела.

– Скажешь Лагарду, как доберёмся. Он понимает в этом больше меня.

– Слушай, а твоя кровь?.. Есть ли какой-нибудь шанс… – Липа пыталась найти верные слова, чтобы просьба звучала уместно, но вскоре сдалась. От горечи – наверняка её собственной, отражённой в глазах Игнаса, – в груди что-то дрогнуло, как зажатая клавиша пианино, и дрожь разлилась в воздухе. Одна единственная нота – эхо сочувствия между двумя людьми.

– Прости. Это так не работает. Если бы я мог исцелять кровью или передавать свойство, у «Хай Джен» была бы армия бессмертных клонов. К счастью или сожалению, очень многое зависит от индивидуальных факторов. Это как лотерея. Ты можешь загадать десятизначное число, но какова вероятность?..

– Слишком мала. – Липа кивнула. Она поняла. Но попытка – не пытка. Если мир Игнаса шагнул дальше в развитии технологий, может, и с медициной дела обстоят лучше.

– Финал истории ты знаешь. Я оказалась с дядей на острове и встретила тебя. Конец.

Игнас покачал головой.

– Что?

– Никогда не говори «конец». Всегда думай «начало».

Одним движением он поднялся на ноги, будто не лежал в расслабленной позе секунду назад, и подал ей руку.

– Спасибо.

– За что? – Она удивлённо смотрела снизу вверх.

– За то, что поделилась. Я это ценю. А теперь – пора.

Движения Игнаса стали быстрыми, отточенными. Казалось, он и впрямь избавился от усталости за время короткой передышки. Поверх футболки он натянул чистую рубашку и накинул куртку, проверив карманы. В верхнем ящике стола нашлась очередная бутыль со слизью и ещё какие-то пузырьки, о предназначении которых Липа могла лишь догадываться.

Анимоны за стеклом вели себя странно, будто волновались из-за приближения Игнаса. Прятались у дальней стены аквариума и меняли ярко-изумрудный цвет на тёмный, отдающий болотной тиной.

– Я придумала.

Игнас посмотрел вопросительно.

– Как назвать малыша-анимона. Раз уж он путешествует с нами.

– И как же?

– Акто.

Он не стал спрашивать, почему. Просто кивнул, перебросив сумку через плечо.

– Идём.

Они снова оказались в коридоре. За прошедшее время стены изменились: приобрели более тёмный оттенок. Серые потёки на обоях напоминали акварель, размытую кистью.

Игнас повернул ключ в замке и, дойдя до конца коридора, плеснул на стену из фляжки. Заросший паутиной тупичок стал отслаиваться, обнажая черноту Прослойки. Игнас потянул за край. Липа до сих пор не понимала, как он это делает.