Д Замполит - Провокатор

А потом все посыпалось к едрене фене.

Весна 1898

Всю зиму мать мучалась болями в груди, порой даже не могла работать, а с утра до вечера лежала у печи под лоскутным одеялом. В такие дни Митяй не ходил в школу, а подолгу сидел у ее постели и гладил руку, иногда убегая в сени, где горько и молча плакал от бессилия, пока его никто не видел.

Несколько раз приезжал дядька Василий, привозил муки да масла, а потом велел матери собираться и ехать с ним к фершалу на станцию. Митька напросился ехать тоже.

Зимняя дорога была скучна, фершалская изба с больничкой была даже меньше, чем у деревенского богатея Зыкина, а рядом стояло несколько саней, на которых из окрестных деревень приехали такие же страдальцы

Фершал пришел не сразу, долго возился трясущимися руками с замком, запустил всех в сени и ушел в дальше вглубь, где долго гремел рукомойником. В сенях от собравшихся пахло знакомо - портянками, овчиной или потным телом, а вот приемный покой, куда они вскоре попали, пах незнакомым душноватым запахом и был выскоблен до янтарного цвета досок.

- Батюшка, который раз прошу - колодит живот, спасу нет! Дай ты мне ради Христа ликобы какой, а то порой хоть по земле катайся!

Фершал равнодушно поднял красные опухшие глаза и, дыша в сторону, произнес:

- Зря ездишь. Сколько раз тебе говорил, у тебя катар желудка, тебе надо молоко пить и кашицу есть, а не селедку с квасом! Иди, иди… Что у вас? - обратился он уже к дядьке с мамкой.

Василий первым делом развернул узелок с гостинцем, фершал сгреб его в ящик стола и начал расспрашивать мать, потом приказал ей скинуть полушубок и кофту, а Митяя и дядьку выгнал обратно в сени. Минут через пять их позвали назад, мать уже оделась, а фершал непослушными руками писал на четвертушке бумаги.

- Грудная жаба, - объяснил он дядьке, а Митяй при этих словах содрогнулся, вспомнив баню и монашек, “вразумивших” его, и едва не упал в обморок, но оперся на лавку и устоял.

- Давайте пить настой калины и вот рецепт, один порошок три раза в день, аптека у самой станции.

Порошки, даром что стоили целый рубль, который дядька с причитаниями вытащил из узелка, добытого из-за пазухи, не помогли, только зря деньги потратили. Не помогла и калина - одним утром в межень* мать не проснулась и Митяй с Матреной и двумя младшими весь день безутешно рыдали в уголке, пока в доме суетились соседки. Мать обмыли, уложили в домовину, деловито отпели и закопали на погосте у церкви.

На поминки съехалась вся родня - и по отцу, и по матери и порешило общество сирот разобрать по семьям, оставшееся невеликое имущество поделить, а избу продать, пусть и на дрова.

Так вот из семи душ Митяй остался один, хоть и забрал его к себе дядька Василий.

* Межень - в калужских говорах ранняя весна.

***

Май 1898

Вот истинно - хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах.

В приподнятых чувствах я шагал к Белевским, привычно взлетел по лестнице в бельэтаж, крутанул звонок и уже совсем собрался просквозить мимо знакомой горничной в квартиру, как она загородила мне дорогу.

- Господа в отъезде, не принимают.

Что значит “в отъезде”? Я же принес книги в библиотеку…

- Вам просили передать, господин инженер, - она достала конверт плотной бумаги с росчерком “Г-ну Скамову М.Д.”, я заторможено его принял, отдал книги, поклонился и пошел вниз. Читать письмо в подъезде или на ходу показалось мне плохой идеей, домой идти не хотелось, я присел на теплую скамейку на бульварах и с нехорошим предчувствием вскрыл конверт.

Так… Милостивый государь Михаил Дмитриевич… известное вам происшествие в прошедший четверг… в таком положении… некоторые обстоятельства не позволяют… черт, да что они за хвост тянут? Неужели нельзя прямо написать, что случилось? Ладно, дальше… не вижу иного выхода… просить вас более не визитировать нас… отказаться от услуг библиотеки… не искать встреч… уехала в имение…

Приплыли.

Это, кажется, называется - отказали от дома. Рука сама опустилась вниз, из конверта выпала пятирублевка, надо же, благородные какие, даже остаток за абонемент вернули. Я снова перечитал письмо, как мне показалось, между строк сквозило некоторое сожаление - нынешние формальности в обществе были покамест сильнее личных чувств, все верно, тут еще девятнадцатый век и свои правила поведения. Странно даже что меня со всеми моими закидонами так долго терпели, наверное списывали на американское происхождение, да и держать среди читателей такую экзотическую птицу было, наверное, прикольно. Хм… некоторые обязательства, некоторые обязательства, неужели Белевские дали какие-то авансы фон Зальца? Эх, барон, барон… решил выехать на административном ресурсе?