ЮСон задумчиво смотрит на меня.
— А если я посчитаю, что в агентстве возникла недружелюбная атмосфера к моей персоне, — вы меня вообще не увидите. — предупреждаю я, решив расставить все точки над «и» объяснением возможных вариантов развития событий. — Я военнослужащая. Уйду жить в казарму, будете видеть меня только на судебных слушаниях.
— Время службы в армии автоматически добавляется к сроку контракта, — сообщает мне ЮСон, всё так же задумчиво меня созерцая.
Я широко улыбаюсь ему в ответ, постаравшись, чтобы это выглядело как можно милее.
— Да, — киваю я. — Но подобное условие записано в контракте для парней. А я — девушка! И у меня в контракте нет этого пункта про службу, я смотрела!
Выражение лица ЮСона меняется с задумчивого на озадаченное.
— И у них — срочная служба, а меня армия мобилизовала, — добавляю я ещё один интересный штришок к картине. — Это явный форс-мажор. Думаю, суд согласится с этим.
— Возьметесь душить меня штрафами — не поеду на Грэмми, — перехожу я к следующему пункту в списке угроз.
— Не поедешь на Грэмми? — явно не веря, переспрашивает директор.
— Всё равно ничего не дадут, — объясняю я. — А лететь туда — это обалдеть сколько времени надо потратить. Никакого желания тащиться через половину мира, чтобы посидеть в массовке.
— Почему — «не дадут»? — интересуется ЮСон.
— У них там своих претендентов полно. Станут они ещё каких-то узкоглазых награждать, — объясняю я и даю более расширенный взгляд на ситуацию: — Все знают, что на Грэмми иностранцев награждают только из политических мотивов. Когда нужно «подмазать» дипломатические шестерёнки.
— «Подмазать»?
— Ага, — киваю я и поясняю, как именно это будет: — Возьметесь душить меня штрафами — откажусь от поездки. Лягу в больницу, скажу СМИ, что истощена морально и финансово своим жадным агентством. Будете с правительством сами потом разбираться, как такое у вас вдруг вышло. Правительство ведь точно захочет — «смазать дипломатические шестерёнки» и не поймёт прикола, если «смазка» останется дома!
— А до этого стану каждую неделю жаловаться на нарушение своих прав в комиссию по делам несовершеннолетних и в трудовую комиссию на ненормированный рабочий день, — обещаю я. — Я же несовершеннолетняя!
После моих слов наступает тишина. ЮСон молча смотрит на меня, похоже, что-то решая. Я же думаю, — каких ещё неприятностей смогу организовать агентству, если решат «прессовать»?
— После того, что ты тут наговорила, — наконец произносит ЮСон. — Я, если я нормальный директор, я должен выгнать тебя с треском и не позволять приближаться к агентству ближе, чем на три километра!
Теперь приходит уже моя очередь обдумывать его слова.
— Знаете, господин директор. — удивлённо говорю я. — Честно говоря, начиная с вами этот разговор, совершенно не собиралась расставаться с агентством. Но сейчас, проговорив всё, пришла к выводу, что это самое правильное решение!
В удивлении смотрю на директора, понимая, — это действительно так! Я сам себя «уболтал»!
ЮСон несколько секунд смотрит на меня, а потом просто закрывает глаза. Наверное, от желания меня не видеть.
(немного позже)
Молча топаю за группой по коридору. ЮСон отправил всех на рабочие места, сказав перед этим, что я сорвал ему своим выступлением тщательно выверенный план работ и теперь ему нужно думать над новым. Не, что значит — «выступление»? А что, я молчать дальше был должен? Молчать и платить, платить и молчать? Ага, галоши только надену! ЮСон сам виноват. Я действительно совершенно не собирался доводить дело до края. Всего лишь хотел жёстче обозначить свою позицию. Но этот горе-руководитель взялся нести какую-то ахинею, сопровождая её спазмами патологической жадности. Слово за слово и в процессе разборок у меня в голове неожиданно возникло понимание — «а ведь нифига мне не будет, если я устрою всё, что наобещал! И потом — тоже не будет. Будет только лучше!». Я ведь и раньше размышлял о том, чтобы покинуть агентство, но делал это так, «отстранённо», «гипотетически». А сейчас словно попал в ситуацию, в которой нужно быстро принять решение. И все мысли, прикидки, которые обдумывались раньше, — «бац, бац, бац!», вдруг чётко выстроились друг за другом, и стало очевидно, что вот оно — то, как действовать дальше! Всё-таки удивительная эта штука — мозги! Считаешь, что они заняты чем-то посторонним, ерундой, а они, на самом деле, где-то в глубине, что-то тихо крутят, вертят, думают над действительно важным. А потом — хрясь! Вот вам — решение! И мир становится другим.
Читать дальше