Андрей Кощиенко - Айдол-ян. Книга 4, часть 4. Смерть айдола [СИ - с илл.]

— Что случилось, агасси? — удивлённо спрашивает он в образовавшуюся щель.

— АйЮ забыла … свою вещь. — отвечает та.

На заднем пассажирском сидении открывается окно, в которое выглядывает пассажирка.

— Заберите! — подойдя к ней и протягивая конверт, требует СунОк. — Нам ничего не нужно! ЮнМи хорошо зарабатывает!

Особо не смотря, куда он попадёт, СунОк суёт конверт в окно и, не попрощавшись, разворачивается спиной к машине.

(Недалеко от Сеула. Храм Пэннён)

— Сестра, меня беспокоит новенькая.

— Та девочка, которая назвала себя ЮЧжин?

— Да.

— Что с ней не так?

— Она целыми днями ничего не делает. Только спит и практически не ест.

— И всё?

— Иногда ещё медитирует рядом со статуей ГуаньИнь, когда это можно, но больше ничего.

— Ты говорила о ней с нашим врачом?

— Да, она её осмотрела и не обнаружила проблем.

— Разным людям нужно разное время для восстановления. Возможно эта девочка из тех, кому его нужно много.

— Прошло уже почти две недели, как она здесь. Мне кажется, это становится опасным.

— Прояви терпение, сестра. Помню, ЮЧжин сказала, — «я никому не нужна». Может, она боится просыпаться, чтобы не убедиться в этом ещё раз?

— Но нельзя же провести всю жизнь во сне?

— Небесная покровительница учила смирению, сестра.

— Наверняка у девочки есть родные. Думаю, они не находят себе места, пока она тут спит. Мы могли бы им сообщить.

— Но у ЮЧжин не было с собой документов и где она живёт, она тоже говорить отказалась. Чтобы найти её родных, нам придётся обращаться в полицию. А это против правил, ты же знаешь. Если человек пришёл к нам, значит его близкие не смогли ему помочь. Стоит ли снова обращаться к ним, прибегая к помощи совсем посторонних? Полиция не может научить любить людей.

— Да, это так. Хорошо, сестра, ты сняла часть обеспокоенности с моей души. Подождём. Если всё идёт как должно… Ай! А это ещё что за чёрная кошка?! Откуда она здесь, в храме?!

Мимо встревоженных монахинь, с деловым видом, неспешной трусцой пробегает Мульча.

(немного позже. Рядом со статуей ГуаньИнь)

Сижу, никого не трогаю, медитирую. Даже не то что, — «не трогаю», вообще видеть никого не хочу! Никому Агдан не нужна, никто её не любит, даже СунОк сказала — «лучше бы ты умерла!». А что она такого сделала? Кому навредила? Никому! Но все ненавидят… Ну и пусть! Не хотят видеть, — да и пожалуйста. Живите сами. А она будет спать, спать, пока совсем не уснёт. Вот тогда-то вы все и пожалеете, но будет уже поздно…

Единственно, — хочется увидеть бодхисатву, узнать, за что она так обошлась со мною? Лишила прекрасных синих глаз, которые мне так нравились! Агдан всегда старалась быть справедливой, но, видимо, для ГуаньИнь это неправильно… Она тоже, как и другие, — презирает. Ну и пусть. Никто не нужен. Сама. Одна. Обойдусь без всех. Сидя спать неудобно, но всегда можно приловчиться… Сон, приходи. Покажи тех, кто меня любит. Маму, папу, бабушку, Барсика…

(сон)

Передо мною храм, из которого звучит прекрасная, божественная по своей красоте и силе музыка. Поднимаюсь вверх по ступеням, прохожу сквозь распахнутые высокие двойные двери из резного белого камня, вхожу.

Над головой — огромный тёмно-фиолетовый купол, в котором, сквозь какие-то щели бьют яркие солнечные лучи. В них, под звучащую музыку, танцуют сотни золотых песчинок, создавая невероятное по красоте зрелище.

Стоп! Я уже видел эти «золотинки»! Когда они приближались, со мной происходили чудесные вещи. Может, и сейчас будет так же?

Но ничего подобного в этот раз не случается. Песчинки остаются на недосягаемой высоте, совершая свои таинственные движения.

«Как же до них достать?»

Внезапно замечаю, — когда тональность музыки повышается, «золотинки» опускаются ниже. Понаблюдав за перемещениями, удостоверяюсь, что не ошибся. «А если попробовать воздействовать на них своим голосом?» — приходит в голову мысль. Пробую. Пою, изображая из себя оперную певицу. При первых звуках моего голоса песчинки вздрагивают и, потеряв синхронность, начинают двигаться разнонаправленно. Но чуть позже, когда я, постаравшись, влился в мелодию, они перестали дёргаться и, восстановив своё первоначальное движение, начали снижаться.

«Офигеть, какой диапазон!» — поражённо думаю я, слыша, как мой голос поднимается всё выше и выше. — «Это уже в какой я октаве? И вроде не чувствую, что «упёрся». Вроде ещё могу!»

Поднимаюсь в тоне ещё, но объект моего преследования перестаёт реагировать. Останавливается метра два выше головы и ниже опускаться больше не желает.