— Так-так, господа… — взглянув на наши фамилии, она сверилась со списками зачисленных и принялась листать страницы. — Все наши студенты живут в Домашнем корпусе. Он расположен ближе к западной части острова.
“Еще Домашний корпус называют Крестом”, — прозвучал у меня в голове голос Коли. — “Потому что если смотреть на здание сверху, получится равноконечный крест. Почти что как Мальтийский”.
— В Домашнем корпусе четыре крыла, три из которых жилые. Северное крыло занимает преподавательский состав. Западное — мужское крыло. Восточное, соответственно, занимают женщины.
— А южное? — спросил я.
— В Южном крыле располагается столовая, Общий зал, залы для подготовки и мастерские. Не переживайте, наши студенты даже в самых многочисленных потоках никогда не жаловались на тесноту. У вас будет все самое лучшее из необходимого!
Дама рассказывала с такой гордостью, что я невольно улыбнулся, заразившись ее воодушевлением. Уже и самому не терпелось наконец-то взглянуть на местный быт. Тем временем сотрудница прочертила пальцем линию и наконец-то нашла нас.
— Соколов и Сперанский… Повезло, господа. Вы в одной комнате. Пятый этаж Западного корпуса, комната номер 507.
— Благодарю. Не соизволите ли уточнить, кто еще разместится вместе с нами?
— Отчего же не соизволить, — улыбнулась дама. — Господа Афанасьев и Ронцов. Ронцов, к слову, тоже ранняя пташка — уже отметился у меня в списках. И сразу предупреждаю, господа, это учебное заведение, а не отель. Переселяться нельзя!
Мы с Колей одновременно выдохнули с облегчением.
Кто угодно лучше, чем Денисов. Окажемся в одной комнате почти полным составом, только жаль, что Малыша Рахманинова поселили не с нами. Эта гора мышц нам бы пригодилась в противостоянии дедовщине. Да и вообще Малыш казался мне парнем надежным.
— Интересно, по какому принципу наполняются комнаты? — не особенно рассчитывая на ответ, спросил я. — Или это внутренняя тайна Аудиториума, которую нам не доверят?
— Могу сказать лишь, что распределение строится на основе вашего взаимодействия друг с другом на испытаниях, — ответила дама. — Очень часто студенты обнаруживают соседями своих одногруппников.
“Все так и вышло. Только выяснить бы еще, кто этот Ронцов”.
“Выясним, не отвертится”, — ответил Сперанский. — “Есть у меня одна догадка”.
— Сердечно благодарим за помощь, — я забрал протянутые документы и поднялся. — Дозволено ли нам будет пройти в Домашний корпус?
Дама в странных очках снова взглянула на часы и вздохнула.
— Ну что же с вами делать, сиятельства… Дозволено, конечно. Не отправлять же вас на мороз да еще и с вещами. Ступайте в корпус, там сориентируйтесь. Заодно будет время освоиться.
Мы с Колей еще раз рассыпались в любезностях и бочком-бочком выползли за дверь.
— Ну что, идем искать? — заметно приободрился Сперанский.
— Ага. Тебе с баулами помочь? Ты ж их до сюда-то едва допер.
— Нет, сам должен. Говорил мне отец, что помимо книг нужно уделять больше времени физкультуре, а я его не слушал…
Болтая о всяких безделицах, мы вышли на улицу. Народу заметно прибавилось: у ворот уже выстроилась настоящая очередь, и я обрадовался, что прибыл раньше. Не придется плясать на холоде.
Дорога в Домашний корпус лежала через парк — прямая, словно стрела, аллея вывела нас прямиком к Кресту. Мне понравилось, что здесь не прослеживалось какого-то особого замысла: деревья росли не по строгой линии, а как получилось. Не было по пять фонтанов на каждом шагу, да и редкие скульптуры застенчиво прятались в разных уголках. Словом, все было просто, как я любил.
А еще здесь было полно девиц на пробежках. Пришлось даже шикнуть на Сперанского, чтобы не пялился так открыто на девчонок в форменных тренировочных костюмчиках.
— Возможно, мне здесь даже понравится, — широко улыбнулся Коля, проводив взглядом очередную старшекурсницу с аппетитно обтянутым велюровыми штанами задом.
— Что-то я тебя раньше не уличал в подобном.
— А когда на это было время? — вздохнул лекарь. — К тому же на кого мне было пялиться? На сестру или на Ирэн, которая мне тоже как сестра? Но ничего, тут-то я и восполню пробелы…
В том, что в первые месяцы у нас будет время на что-то кроме учебы, я сильно сомневался. Первые два года в Аудиториуме были самыми кошмарными — по всеобщему признанию. Старшекурсники вспоминали “базу” как страшный сон, а “базисты” видели в самых счастливых снах только распределение по специализациям.
Читать дальше