Владимир Свержин - Крона огня

— Подумаешь, эка невидаль, — отмахнулся Лис , — могли каких-нибудь цивилизованных рабов сюда прииммигрировать, а затем, перед тем как пустить их на батарейки, обменять им время жизни на эти боевые листки.

— Да, вполне может быть, — согласился Валет. — Но кто-то этот план придумал, кто-то указал, что следует рисовать, и кто-то измыслил, как придавать воинам и оружию невиданную силу. Возможно, это и есть как раз человек, стоящий на драконах. Возможно, это он — настоящий создатель мечей!

— Не, Крис, не выходи из берегов! Драконы с хаммари в одной упряжке никогда не ходили. Ты же помнишь, наши военно-воздушные крокодилы созданы, чтобы защищать границу между этим миром и тем. Хаммари иногда удается раздобыть драконов-отступников, но те — совершенно безмозглые отморозки и, я так понимаю, к размножению не способны. Скорее всего, это обычная пропаганда.

— Возможно, это и пропаганда, но вопрос, кто отдал приказ рисовать именно такие фрески и кто дал силу мечам, так и остается без ответа.

— Погодите с фресками! — обиженная невниманием к собственной персоне, оборвала их Женечка. — Мне-то что делать?

— Странно, что мне приходится давать вам, сударыня, дипломированному психологу, столь банальные советы. Во всякой непонятной ситуации — рыдай!

Слуги низко склонились перед хозяйкой дома, открывая перед ней двери. Она шла, будто никого вокруг не замечая. Да и к чему высокородной даме обращать внимание на каких-то сервов?

Улица встретила ее повседневной суетой, но и здесь горожане спешили поклониться и освободить путь. Попробуй, замешкайся: трое громил, личных стражников казначея Элигия, вмиг напомнят, кто на дороге главный. Брунгильда шла, высоко подняв голову, не замечая или делая вид, что не замечает окружающего. Ей, дочери и сестре майордомов, супруге хранителя и распорядителя франкской казны, приличествовало нести себя, подобно драгоценному сосуду… Множество завистливых, а порой и недобрых взглядов провожали ее статную фигуру.

Остряки за спиной зубоскалили, что она залежалый товар, намекая на долгие годы, проведенные ею в склепе, и гарпию-подменыша, до недавних дней скрывавшуюся под личиной высокородной сестры Пипина Геристальского. Иные шушукались о какой-то любовной истории, имевшей место быть между ней и сэром Жантом, принцем Нурсии. Так на то они и злые языки, чтобы напраслину возводить и зубоскалить над теми, кого хочется куснуть, да зуб неймет.

Конечно, внезапное исчезновение могущественного Пипина Геристальского и скоропостижное замужество его сестры дали повод к новым пересудам в Париже. Но, и то сказать, в этом городе всегда найдется, о чем посудачить. Вчерашняя новость сегодня уже не новость, сменится день — найдется повод для новых толков.

Брунгильда шествовала по разливающемуся многоголосьем городу, напустив на себя вид величественный и безучастный. Не слишком умело, но уж как получалось. Главное, чтобы никто не увидел ее заплаканных глаз. Какие могут быть слезы, когда на тебе роскошное, привезенное из самого Константинополя, парчовое, шитое невиданными цветами платье, отороченное заморским соболем, а золото и яхонты на груди и запястьях так и лучатся при свете полуденного солнца?!

В тот час, когда золотых дел мастер Элигий, сопровождаемый верным Мустафой, пришел к ней, в тот день, когда выжившие плакали и ликовали, празднуя разгром абарского воинства, она и помыслить не могла о чем-либо подобном. Мало ли зачем может прийти главный придворный ювелир. Но он не принес ей ни перстней, ни диадем, а протянул ошеломленной девице свиток, подписанный и скрепленный печатью ее брата. Не спросив ее желания, опальный майордом недвусмысленно изъявлял свою непреклонную волю, требуя «с покорностью незамедлительно принять от подателя сего предложение руки и сердца». В гневе от столь бесцеремонного обхождения, Брунгильда тут же пожелала лично увидеть брата и высказать ему в лицо возмущение и категорический отказ, но Элигий лишь покачал головой.

— Это невозможно.

— Это еще почему?! — нахмурилась благородная дама, живо чувствуя в себе остаточные явления прежнего родства с гарпией.

— Мессира Пипина нет в лагере. Он сбежал.

— Сбежал?! — ошарашенно переспросила сестра майордома, представляя глубокий каменный подвал, в котором, обвиненный в покушении на жизнь государя, сидел на цепи ее брат. — Но как ему это удалось?