Владимир Свержин - Крона огня

— Ты знаешь, что это? — обескураженно глядя по сторонам, спросил он у подошедшего княжича, предводителя лесных невров.

— Конечно. Не думал, что доведется увидеть своими глазами, но об этом дереве у нас каждый знает. — Юноша чуть заметно улыбнулся и обвел взглядом соплеменников, точно ожидая подтверждения. Десятки спасенных одобрительно загудели, наперебой подтверждая слова вожака. — Это же священное древо Байтерек. Когда двенадцать раз дракон перворождения увидит свой хвост, священный беркут Алаяр приносит семя Байтерека и роняет его на землю из чертога хранителя небес.

— Но это ведь была колючка дерева тифу, я знаю, — перебил его Карел.

— Нижнее семя. Не наше, — покачал головой Баляр. — Кровь взяла, оттого и выросла.

— Погоди, погоди, — не унимался сэр Жант, — чью кровь, Фрейднура? — Брови его нахмурились, и он сжал кулаки. — Ты же сказал, он жив.

— Жив, — вновь подтвердил княжич невров. — Пока тут лишь всходы. Дождись урожая.

— Как это дождись? А вы?

— Древо три руки дней тянуться будет. А нам пора уходить. Пока волчье солнышко взойдет, нам бы до леса добраться. Путь не близкий. — Баляр положил руку на плечо грозного воина. — Я и народ мой помощи твоей не забудем. Как ветки наземь упадут — сделай дудку. Как задудишь в нее, мы придем на подмогу. А сейчас прощай. Да, и еще запомни: в утро плодоношения держи меч наготове, а лучше спрячься.

— Хаммари появятся? — насторожился Карел зе Страже.

— В свой час увидишь. — Баляр требовательно махнул рукой, поднимая соплеменников в дальний путь. — И про дудку не забудь!

Мадам Гизелла ликовала. Благодарность народов, спасенных ее сыном от нашествия сеющих гибель абаров, заставляла сердце петь. Все эти послы с неисчислимыми дарами, могучие воины, пришедшие к Дагоберту с просьбой взять их под свою руку, и, наконец, безусловное признание Римом юного повелителя франков — пожалуй, лучше и придумать было нельзя. Или все-таки можно? Государыня сделала знак слуге приблизиться.

— Немедля призови ко мне благородную даму Ойген. Скажи, я желаю говорить с ней по очень важному делу.

Слуга поклонился и поспешно вышел. Гизелла чинно поднялась с резного кресла, сделанного по образцу тех, что украшали этот дом в эпоху цезарей. Сквозь узкое окно резиденции государя виднелся край стены с вечными караульными и полноводная Сена, катившая к далекому морю холодные чистые воды.

«Да, эта победа дала сыну очень многое. Теперь уже вряд ли кто-нибудь станет рассчитывать на его слабость и неопытность. Но победа не будет совершенной, если плодами ее сполна не воспользоваться. Сейчас Дагоберту нужна разумная достойная жена. Он-то, ясное дело, о сватовстве еще думать не думает, но мой материнский долг — присмотреть государю нареченную. Конечно, нынче любой правитель будет рад отдать свою дочь за юного повелителя франков, но… — Она напряглась, припоминая девиц на выданье среди ближних и дальних коронованных соседей. — Нет, все не то. Для великого государя недостаточно супруги, которая только и будет знать, что рожать ему детей и надзирать за домашними слугами. Ну, нет среди возможных невест такой, как ему нужна.

То ли дело Ойген! Конечно, — Гизелла досадливо поморщилась, — спору нет, у ее любимицы имеется сговоренный жених. Что тут сказать? Сэр Жант — изрядная помеха. Но ведь никому, кого ни расспрашивали, не ведомо, где находится эта самая Нурсия! Даже и драконы, летающие, где пожелают, не могут дать ответа, куда следует идти, чтобы добраться до нее. А значит, Ойген необходимо устраивать свою жизнь здесь». — Изощренным женским чутьем королева ощущала, что, невзирая на вспышки ревности, ее наперсница вовсе не любит своего медведеподобного жениха. Но это как раз не странно, их будущий союз — обычный династический брак. А стало быть, со временем она вполне сможет полюбить Дагоберта. Что с того, что Ойген несколькими годами старше? Время у людей и драконов течет по-разному, Дагоберт и сегодня много старше своих лет. Огонь в его крови течет куда быстрее красной жидкости, струящейся в человеческих жилах.

Гизелла вновь поглядела в окно. Какой-то лодочник на берегу конопатит утлое суденышко, от воды ко дворцу доносится мерный постук его молотка.

«Она будет замечательной королевой. А если останется при дворе она, то этот Рейнар не пожелает бросить молодую хозяйку, — мелькнула в голове шальная мысль, — похоже, ей он особенно предан. Тут, конечно, следует приглядывать, дабы преданность его не обратилась в нечто большее, но пока это всего лишь немое преклонение, пускай себе. Этот ловкий нурсиец может быть очень полезным».