Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

— А чего с ней делать? Станем в осаду, а ворам предложим выдать Маринку с Заруцким. Если сразу и не выдадут, то через неделю другую, точно сдадутся!

— А коли не сдадутся?

— На приступ пойдем!

— Без пехоты и артиллерии такую крепость не взять, — вмешался в разговор, едущий рядом фон Гершов.

— Велика беда, подождем немцев из Москвы, за неделю то всяко доковыляют.

— А где Михальский?

— Здесь я государь, — отозвался Корнилий.

— Хорошо, что здесь, не расскажешь нам как эту крепость Лисовский взял?

— Известно как, налетели нежданно, а ворота не закрыты были, а там в сабли.

— Ну, нам так точно не получится, вон ждут нас на стенах.

И действительно, видно было, как из-за зубцов выглядывают головы защитников, и поднимается дым от костров, запаленных под котлами с водой и смолою. Похоже, наше внезапное появление и впрямь произвело на врагов ошеломляющее впечатление, и они ждали теперь немедленного штурма. Что же, не будем их разочаровывать.

— Кароль, ну-ка спешивай драбантов и строй, чтобы пехоту видели. А ты Никита, распорядись чтобы лестницы готовили. Да все равно какие, лишь бы видели что вы суетитесь.

Наши приготовления не остались незамеченными, а то что мы не высылаем парламентеров, как видно и вовсе озадачило защитников. Наконец нервы у осажденных не выдержали и на стене замахали белым флагом прося согласия на переговоры. После получения согласия из ворот вышли пять человек и их тут же окружили мои драбанты. После обыска их препроводили ко мне. Я как раз проголодался и с аппетитом хлебал ложкой только что сваренный кулеш из серебряной миски, одной из тех что отбили у казаков в лесу.

Пришедшие бухнулись в ноги, но я и ухом не повел продолжая трапезу. Разговаривал с посланцами от моего имени Вельяминов.

— Государь не вели казнить, — начали они с обычной формулы.

— Государь милостив, — с достоинством отвечал им мой кравчий, — и коли вы в винах своих повинитесь, да выдадите вора Заруцкого с ложной царицей Мариной, то казнить вас не станут.

— Ослобони государь, — завыли посланцы, — нет у нас ни атамана, ни Маринки чтобы им обоим пусто было!

— То есть, как нет? — едва не выронил я ложку.

— Да так государь, — заговорил частя и запинаясь старший из них, — как пришло известие, что ты идешь на нас с войском, так буча случилась. Атаман Киря повздорил с Ванькой Заруцким и потребовал свою долю от добычи. Ванька-злодей хотел его зарубать, да большинство казаков за Кирю встали и Заруцкий отступил. Сам отдал ключи от подвалов где добыча нераздуваненая хранилась и велел разделить по чести.

— И дальше что?

— А что дальше, мы пошли в подвалы, вытащили добро, честь по чести его поделили по числу сабель. Киря со своими казаками долю получив, снарядились и в скорости и уехали. Вот.

— А Заруцкий?

— А пропал Заруцкий!

— Как пропал?

— Как сквозь землю провалился, анафема! Не гневайся государь, только как Киря уехал мы рассудили что и прочее добро раздуванить надобно, да так и сделали. А потом кинулись нет нигде Ваньки. Мы сначала думали, что он у царицы в покоях, ан нет! Нет ни его, ни Маринки, ни царевича ее, ни монахов латинских что с ней были. Пропали проклятущие! Тут у нас совсем разлад случился, сначала искали, потом вспомнили что мы и на их долю добро делили. А уж коли они пропали, так не след добру пропадать, надо же поделить по-христиански, чтобы без обиды. Только поделили, а тут Киря вернулся, только без добра и почти без казаков.

Выслушав сбивчивый рассказ парламентеров, я замысловато выругался. Это же надо так хитроумно продумать план, героически разгромить врага, а затем эпичнейшим образом сесть в лужу!

— Вот что казаки, — устало проговорил я, — если хотите жить, то сдавайтесь. Выдадите мне Кирю и тех кто с ним вернулся. Они на меня покушались, их простить не могу, а прочих помилую. Все добро что у вас осталось, сдадите без обману до полушки, за то что намеревались от своего царя обороняться. Кто не хочет к себе домой возвращаться голым и босым, пусть идет ко мне на службу. Я по весне пойду Смоленск воевать, так что возьму всех. Кто не хочет пусть убирается, только пешком и без оружия. Я все сказал, ступайте.

Проговорив это, я отвернулся от парламентеров и выдохнул еле слышно: — «Михальского ко мне!»

Первый настоящий боевой поход у Федора выдался удачным. Сотника Михальского со всеми его людьми присоединили к татарскому полку царевича Арслана. Корнилий был в сем полку царским приставом. Не потому что татарам не доверяли, а просто исстари так повелось, чтобы при них был доверенный человек от государя. Службу всю правили сами татары, так что ни в дозоры, ни в прочие службы люди Михальского не ходили. Когда под Москвой наткнулись на воровских казаков, то в сечу они ходили как и все, да не без прибытка. В бою Федька ссадил с седла стрелою казака, а его холоп Лунька ловко заарканил оставшуюся без всадника лошадь. А когда сцепились с ворами под Коломной, то нашлось и чем ее навьючить. Потерь люди Михальского не понесли и узнав что осажденные казаки запросили пощады были очень довольны и походом и добычей. Но тут прибежал как ошпаренный сотник и велел, бросив всю хурду на коноводов, идти за ним. Пройдя в открытые ворота Корнилий повел их к угловой башне и, велев остальным ждать, зашел внутрь взяв с собой Панина. Помещения в башне были как видно жилыми и покинутыми в спешке. Всюду лежали вещи, многие из которых были женскими и детскими. Сотник внимательно все осматривал, заглядывал под лавки, стучал в стены. Заметив Федькино удивление, сотник пояснил, но так что стало еще не понятнее.