Николай Ярыгин - Честь имею [litres]

Вот так и проходила моя инспекция, побывал на всех своих удаленных производствах, последней посетил разработку золотой жилы. Попасть к месту разработки можно было только по одной дороге, больше возможности не имелось, вокруг только скалы, по которым даже при желании забраться невозможно. Охрана на руднике была усиленная и работали тут только подневольные, пленные, захваченные при нападении на замок барона де Винера. Я и тут попытался создать максимально удобные условия для работы, и даже пообещал тех, кто будет хорошо работать и выполнять норму выработки и правила, установленные мной и мастерами, досрочно отпустить.

На момент моего приезда рудник работал полтора месяца, и за это время они успели добыть одиннадцать килограммов золота, это было очень хорошо, даже лучше того рудника, что принадлежал концессии государств. Обсудив производственные вопросы и план с мастерами и управляющим рудника, я решил прогуляться и осмотреть все вокруг.

Через неделю начнется весна, снег еще не тает и температура держится в районе одного градуса мороза, но весной уже пахнет, а может, это мне кажется и просто хочется тепла и лета. Природа тут была просто великолепная, не тронутая еще человеком, поражала своей дикой красотой. Вот скала, обрывающаяся ровной, словно отполированной, стеной… А что это там мелькает у основания? Я потянулся посмотреть, и вдруг нога, на которую приходилась опора, заскользила по каменному основанию припорошенному снегом. Попытка как-то сгруппироваться и перенести вес тела на другую ногу сделала еще хуже, и, не удержав равновесия, я сорвался и полетел вниз.

– Вот и все, – мелькнула мысль, – как жаль!

Затем мое тело ударилось о ветку огромной сосны, растущей у подножия каньона, перевернулось, упало на следующую ветку, снова перевернулось… Сколько раз меня так крутило, не помню – на третьем ударе я потерял сознание.

Пришел в себя от того, что меня куда-то грубо тащили. я был крепко связан и примотан к волокуше, тащившие ее спешили и почти бежали, так что все неровности дороги отдавались болью в моем побитом теле.

– А потише нельзя? – прохрипел я.

В поле моего зрения появилось безобразное лицо, заросшее шерстью по самые глаза, оно что-то гыгыкнуло, потыкало мне в лицо пальцем и пропало. Так, не переставая, меня тащили еще часа четыре. уже почти совсем стемнело, когда волокушу вместе со мной занесли в какую-то пещеру, слабо освещенную горящим костром, и просто бросили на землю. Дикая боль пронзила все мое тело, я и так не мог глубоко вздохнуть – видно, были сломаны ребра, – а от таких бросков как бы они не сдвинулись и чего-нибудь мне не повредили внутри… В пещере раздались крики и клекот, похожий на смех, мне отсюда не было видно, что там происходит, и поэтому я просто лежал и ждал продолжения.

Наконец там немного притихло, и волокушу приподняли и поставили, прислонив к стене пещеры. И я смог рассмотреть, где нахожусь: это была большая пещера, посреди которой горел костер, в ней было довольно много народа – мужчины, женщины, дети, одетые в плохо выделанные шкуры, все сгрудились возле меня, рассматривая и переговариваясь на неизвестном языке.

Но вот раздался гортанный выкрик, и все расступились, пропустив ко мне старика. Он был одет в такие же шкуры, как и все, но на одежде его были привязаны какие-то косточки, ленточки, в руках держал посох с черепом в навершии. Подойдя вплотную, он протянул руку с длинными ногтями и, коснувшись моего лица, произнес:

– Ыргын… халеб уты ата.

И все вокруг запрыгали и заорали:

– Уты ата, уты ата!

Некоторые добавляли:

– Сабин ыргын.

Наконец все угомонились и стали укладываться спать, я так и остался привязанным к волокуше, никто больше не обращал на меня внимание.

Шевелиться было больно, хоть веревки и не врезались в тело, но болело все из-за падения и множественных ушибов. Так я и дремал полустоя, просыпаясь от малейшего шороха. Обратил внимание, что всю ночь кто-то из женщин вставал и поддерживал огонь.

Утром костер развели посильней, несколько мужчин принесли воду в кожаных ведрах, которую вылили в большой чан, и водрузили его на огонь. Затем откуда-то с улицы притащили замороженную ногу, по всей вероятности лося, и, обстрогав с нее мясо, бросили ее в котел, затем высыпали туда же немного какого-то зерна и корешков и уселись вокруг костра, переговариваясь. На меня никто не обращал никакого внимания. Ужасно хотелось в туалет, наконец я не выдержал.