Олег Ростов - Земля вечной охоты

Упираясь левой ногой и рукой, хрипя и подвывая, почти теряя сознание, собрав остатки сил, рывком сумела перевернуться на бок. Давай, не думай терять сознание, грозила она сама себе. Наклонившись, уперлась левой рукой в землю. Потянула к себе правую руку. Звякнул металл. Наконец пришло осознание того, что у нее зажато в кулаке — клинок. Клинок. Как она его не выпустила? Подтянула, сгибая в колене левую ногу, уперлась обеими руками в землю, приподнялась, голова свесилась. Втянув в себя воздух, попыталась выхаркнуть кровавый комок слизи. И ее вырвало. Она не видела, чем ее рвало, единственный глаз скрывала кровавая пелена. Хотя чем еще ее могло стошнить — кровавый сгусток, слюни, сопли и желчь. Зато дышать стало легче.

Где я?

Нужно избавиться от этой пелены, пусть одним глазом, но понять — где я?

Она уже не обращала внимания на боль, наверное перешла порог чувствительности, мозг уже отказывался на нее реагировать?

Нужно сесть, да нужно, но усидеть не смогу, нужна опора. Поползла, опираясь на руки и левую ногу. Рукоять оружия так и не выпустила, хотя было неудобно. Но ладонь отказывалась разжиматься. Наконец клинок уперся в преграду, когда очередной раз, опираясь на левую руку, выбросила вперед правую, что бы подтянуть тело дальше. Подползла. Точно, скала. Подтянув тело, перевернулась и села, опираясь спиной на каменную стену. Потом стала тереть правый глаз левой рукой. Постепенно зрение стало проясняться. Когда смогла понять, где она, засмеялась, вернее попыталась засмеяться, так как вместо смеха раздался какое-то сипение, перешедшее в кашель. Она находилась на небольшом уступе. Причем слева был край уступа, пропасть. Если бы, когда ползла, отыскивая опору, взяла левее, то неизбежно сорвалась бы. Над уступом, росло какое-то чахлое деревце, зацепившись корнями за трещины в скале. На самом выступе также рос какой-то куст. Отползла от края пропасти. Опять сидя, уперлась спиной в стену. Разбирал смех. Вот только со стороны она не была похожа на смеющуюся — хрип, сипение и другие звуки, больше похожие на судорожное воронье карканье.

Скажи, сколько раз ты должна была сдохнуть? Не помнишь уже? Сколько раз тебя пытались убить? Тоже не помнишь? Тебя топили, но ты не тонула, успевала вывернуться, извергая из себя воду с тиной и какими-то насекомыми. Тебя травили как крысу, но ты успевала сблевать все, а потом подвывала и поскуливала как сучка, валялась, скрючившись на земле или холодных камнях. И чем тебя только не резали и рубили? Резали ножами, кололи копьями, рубили мечами, саблями, топорами, но даже твое смазливое личико попортить сильно не смогли. Шрамы на теле? Но ты была счастлива, так как ОН, гладил потом и целовал, каждый твой шрам. И если бы он умел плакать, наверное, заплакал бы над каждым из них. Ты сама готова была порезать себя, что бы шрамов было больше, только лишь, что бы дольше чувствовать его касания и поцелуи. И тебе каждый раз везло. Ты каждый раз пробегала по краю, по лезвию. Вот скажи, ну почему упав в пропасть, ты умудрилась грохнуться на единственный скальный выступ и при этом не сломать себе шею? А упав и все же очнувшись, пока ползла ослепшая, не взяла чуть левее?

А может все, конец? Что у тебя с глазом? Не видишь? Что с ногой? И как ты выбираться отсюда будешь, по отвесной скале? А ведь ты еще не знаешь сколько ты пролетела, упав с горной тропы. Сможешь забраться назад? Может, пришло время подвести итог? Скажи, стоило оно того? Стоило??? Если тебе сейчас дать возможность начать все сначала? Ааа, ты бы повторила все вновь, так же. Ты не о чем не жалеешь… Жалеешь все же? О чем? О детях? Конечно, об этом стоит пожалеть. Где твой первенец? Ты помнишь его?

Помнишь… Это твое первое дитя, рожденное от любимого. Ты помнишь, как ОН гладил твой живот, клал на него свою ладонь теплую, грубую и в тоже время ласковую. Как он разговаривал с ним, еще с не рожденным. И ты осознавала, что, они оба понимают друг друга. И для тебя это было самым большим счастьем. И что стало с твоим первенцем? Ты сама отдала его в руки этому бешеному, неистовому варягу. Побратиму твоего мужа. Полу-скандинаву, полу-славянину. Его, свою плоть и кровь, выстраданное дитя. Отдала тогда, когда твой малыш, только — только, еще не уверенно, встал на свои ножки. Когда он должен был сделать свой первый самостоятельный шаг. Ты видела этот шаг? Нет?

Да, вы вытащили этого варяга из рабской колодки, когда он готов был, бросится на своих мучителей, что бы умереть. Он поклялся тогда, быть с вами до конца, до последнего вздоха. И он был с вами до конца. Никогда не предав. Твой муж был для него всем. Ты, была для него больше, чем всем. Ты знала, что варяг любил тебя, любил больше жизни, но никогда твоему мужу не показал это, ни словом, ни жестом, ни взглядом? Ты знала это. Как тебя тогда звали? Помнишь? Ефанда? Или Едвинда? Но только этот бешеный варяг знал твое настоящее имя, имя, данное тебе при рождении. Только он. И кончено твой муж. Поэтому этот варяг, носивший одно из распространенных скандинавских имен, вдруг сменил его и принял имя созвучное с твоим, почти с твоим, только мужское — Хельг. А потом переиначил его на славянский лад. Да он позаботился о твоем малыше, вырастил его как собственного сына. Взял на меч большой город, не для себя, для твоего сына, где посадил его КНЯЗЕМ. И свою родную дочь, когда она родилась, назвал твоим именем, а потом выдал замуж за твоего сына. Он выполнил свой долг перед твоим мужем, своим побратимом. Но самое главное, он выполнил свой долг перед тобой! Его еще потом назвали Вещим.