Александра Ром - Искажение - дар судьбы

Проснувшись, я долго лежала, прислушиваясь к своим ощущениям. Затекшее тело противно ныло, отдаваясь в голове тупой болью. Я открыла глаза и тут же пожалела об этом. От резкого света в глазах потемнело, и потекли слезы. В следующие несколько минут я привыкала к рассеянному свету. Наконец мне удалась оглядеться. Тяжело повернув голову, разглядела очаг. В нем ярко горел огонь, тихо потрескивали горящие поленья. Я перевела взгляд на стол заваленный посудой и какими-то баночками. На полу возле кровати обнаружила волка. В его глазах синим пламенем отражался огонь. При моем шевелении он поднял голову и пристально посмотрел на меня. Я попыталась улыбнуться. Но пересохшие губы отказывались слушаться. Волчик подскочил и ткнулся горячим носом в ладонь. Затем лизнул и, положив голову мне на грудь, заглянул в глаза. Он смотрел взглядом побитой собаки. Мне стало жалко его. Попыталась его утешить, но из горла вырвались нечленораздельные хрипы. Тогда еле подняв ослабшую руку, положила на голову между ушей и, успокаивая, погладила. Волк расслабился и прикрыл глаза от удовольствия, а затем тихо произнес:

— Это моя ошибка. Я не доглядел за тобой. Не почувствовал твоего состояния.

— Все хорошо Волчик. Все уже позади, — мысленно обратилась я к нему, — Как я здесь оказалась?

В этот момент в комнату вошел мужчина с золотыми глазами и широко улыбнувшись, направился к кровати. В руках он держал чашку с чем-то дымящимся. Осторожно приподняв меня и подоткнув подушку, приложил чашку к губам. Рот обожгло горьким отваром. Я поморщилась. Мужчина весело сказал:

— Пей, пей. Не морщись, — по-моему, все знахари одинаковые. Нита говорила также, когда поила тем отвратительным лекарством, — как себя чувствует наша болезная?

— Не плохо. Все болит. Значит, жить буду. Спасибо вам…, - я замялась.

— Мое имя Тахока. Раз проснулось чувство юмора, значит и, правда выживешь. Но постельный режим, ни кто не отменял и лекарства тоже. Будешь следовать моим предписаниям. Скоро поднимешься на ноги. Сейчас принесу бульон. И снова спать. Сон лучшее лекарство.

— Тахока простите. А сколько я провела в беспамятстве.

— Две недели. Испугала ты нас. Твой хранитель себе места не находил. Его сила не помогала, лишь на время, принося облегчение. У тебя было сильное истощение. Обморожение и как следствие лихорадка. На сегодня с тебя хватит разговоров. Отдыхай пока.

— Тахока подождите. Можно еще один вопрос? — его губы тронула улыбка, а я срывающимся от волнения голосом спросила, — После нашего появления к вам не приходил мужчина с серыми глазами?

— Юля тебе не стоит волноваться. Этот высокородный оболтус жив и здоров. А теперь отдыхай.

Следующее мое пробуждение было не столь болезненно. Потихоньку силы возвращались ко мне. Я решила, что могу самостоятельно сесть. Беспомощность угнетала. Мысли о том, что посторонний и довольно приятный мужчина ухаживал за мной две недели. Поил, обтирал, не говоря уж о том, что все нужды организма при этом никуда не испарились и, всего скорее справлялась я под себя. Мамочка как же стыдно! Раньше я об этом как то не задумывалась. Но сейчас, когда эти самые нужды пробудили ото сна. Стало стыдно вдвойне. Дрожащей рукой оперлась о край постели и попыталась приподнять ослабшее тело. Безрезультатно. Я предприняла еще несколько попыток, но в итоге обессилено откинулась на подушки. Зло зыркнула на Волчика, который внимательно наблюдал за моими трепыханиями и, не удержавшись, съязвила:

— Из тебя хранитель никудышный. Вместо того чтобы сверкать на меня синими глазищами помог бы.

Бесшумно открылась дверь, и на пороге показался Тахока. Он нахмурил брови и строгим голосом, каким обычно мама ругала меня, спросил:

— Позвольте узнать, а куда вы собрались юная госпожа?

— Тахока мне очень нужно.

Я потупила глаза и покраснела как помидор. Так стыдно мне еще не было. Он что-то неодобрительно сказал на незнакомом языке и подошел ко мне. По дороге он выудил из сундука толстые вязаные носки и что-то наподобие унтов. Все это он надел на меня и подхватив под грудь начал поднимать.

— Не торопись. Осторожно. Голова закружится.

Голова все же закружилась. На мгновение комната покачнулась и меня повело. Знахарь перехватил меня за талию, а я крепче вцепилась за его руку. Накинув на меня толстый меховой плащ, он повел меня на выход. Мы вышли в полутемный коридор. На стенах тускло горели факелы. Их трепещущее пламя отбрасывало бледную тень. Я бесцельно разглядывала каменный пол пока мы шли по коридору — тоннелю. Тахока остановился у тяжелой, деревянной двери и толкнул ее. За ней оказалась просторная уборная. Он провел меня внутрь и совершенно серьезным тоном произнес: