– А ты послушай ещё раз, – решительно приподнялась Эмма. – Больше тебе никто такого не скажет, а я скажу. Кого ты хочешь обмануть этим своим неприступным видом? Этим напускным безразличием и цинизмом? Себя?
– Я никого не обманываю. Я такая и есть! – фыркнула я, опять начиная злиться, потому что она вот так запросто хочет разрушить надёжное убежище, которое я выстраивала долгие годы, хочет просто взять и выдернуть наружу всю ту хорошо упакованную боль, вспоминать о которой у меня нет ни малейшего желания, ни сил.
– Я знаю тебя, Оля, и вижу, что происходит. Ты молчишь об этом и прячешься, но так не будет продолжаться вечно. Ты не виновата в той аварии! Это была случайность, так бывает. Тебе бы стало легче, если бы ты…
– Так бывает? Серьёзно? Только я виновата, ясно? Я!!! Мы могли остаться у Даниловой, переночевать, но из-за меня он рванул в ночь на этом треклятом мотоцикле!
Всё, хватит! Больше не могу! Прошло четырнадцать лет, но до сих пор перед глазами злое лицо Глеба в тот последний вечер, когда мы приехали на день рождения к бывшей однокласснице Тане Даниловой. Если бы просто однокласснице! Я знала, что они были соседями и выросли вместе в Идыме, а потом родители Тани купили квартиру в Новобержске и переехали туда. Знала, что Глеб ей всегда нравился.
Может, дело было в шампанском на голодный желудок, но на меня что-то нашло, просто потеряла голову от ревности, а Глеб разозлился. Никогда не видела его таким злым. Как подумаю, что те слова, сказанные в порыве гнева, и стали нашими последними словами друг другу… Он сорвался, схватил меня за руку и уволок из квартиры, несмотря на час ночи и протесты Таниных подвыпивших гостей.
А потом… Потом мы неслись по трассе как сумасшедшие обратно в Идым. И уже у самого города что-то случилось. Я не знаю, что. Глеб не справился с управлением, и мы перевернулись. Меня сразу выкинуло на обочину, а Глеб… Его хоронили в закрытом гробу, потому что…
– Знаешь, иногда думаю, что лучше бы я тогда погибла.
– Не смей! – выдохнула Эмма возмущённо. – Не смей так даже думать!
И что это я, в самом деле? Так давно не позволяла себе вспоминать и на тебе!
– Ладно, хватит. Сегодня праздник, а мы о грустном.
– Тебе не удастся так жить вечно, Оля. Однажды ты не сможешь больше прятаться от этого. Однажды придётся смириться.
– Я сказала, хватит! Ты что будешь? Яблоко или мандаринчик?
В десять ровно я, конечно, не исчезла. Доктор Качарян, видимо, забыл обо мне. Зато дежурная по этажу не забыла. Так что около одиннадцати меня всё-таки выставили за дверь. Я обещала Эмме навестить её утром, и мы расстались.
Думать о том, как и с кем встречать Новый Год, было уже поздно, поэтому просто поехала домой. Вещи после погрома разобрала ещё не все. Понятно, что приготовить к праздничному столу я тоже ничего не успею, да и неохота. Зачем? Бухнула сумки с подарками на пол, а сама плюхнулась на диван в изнеможении, даже свет не включала. Прикрыла глаза и вспоминала наш разговор с Эммой с досадой и даже гневом. Ну зачем? Зачем она опять разворошила этот осиный улей мрачных воспоминаний?
И вдруг мне показалось, что в комнате кто-то есть. Жуткое ощущение присутствия кого-то заставило потянуться к шнурку-выключателю на торшере. Но рука замерла в полете. Я судорожно глотнула воздух.
– Привет.
Напротив, в любимом уютном кресле, сидел человек… Даже не человек, силуэт. Я бы решила, что это снова воры, если бы не голос… Родной, забытый, но до сих пор пронзающий.
– Ты кто? – глупо спросила я, чтобы что-то сказать и не чувствовать себя, как в каком-то голливудском ужастике.
– А ты не знаешь?
– Знаю, – просто ответила я, плохо соображая. – Но… Тебя не должно быть здесь.
– Верно. Но ты сама позвала меня.
– Я?!
Казалось, голова сейчас взорвётся. Когда и, главное, КАК я могла «вызвать» Глеба? Может, всё просто: я схожу с ума? Это бы многое объяснило. Да практически это единственное объяснение!
– Не бойся. Я не настоящий… Точнее, я не совсем тот Глеб, которого ты знала.
– Как это?
– Я – проекция твоего подсознания.
Ещё лучше! Сижу в темноте одна в новогоднюю ночь и разговариваю с проекцией собственного подсознания. Класс! Решительно дёрнула шнурок, и комнату залил мягкий свет энергосберегающей лампы. Конечно, никого в кресле уже не было.
Стоя под теплыми струями воды в душе, я дала себе слово, что утром всё расскажу Эмме. Пусть, в конце концов, объяснит, что происходит. И никаких больше воспоминаний, проекций и снов! Двенадцать часов пробило, когда я стягивала покрывало с кровати. Сил уже не было ни на что. Завалилась спать.
Читать дальше