– А, это вы, – недружелюбно поздоровался он.
– С наступающим! – протягиваю ему пакет с интересным содержимым: бутылка французского коньяка «Камю» восьмилетней выдержки и бутылка шампанского «Боланже».
Судя по ошалело засиявшему лицу доктора, он хорошо разбирается в элитном алкоголе.
– Вы… Спасибо…
– Доктор, мне бы увидеться с тётей, – многозначительно говорю я.
– Ну… – воровато озираясь, тянет паузу Качарян. – Хорошо, только недолго.
Вот и ладненько! А насчет «недолго» – посмотрим, как там карта ляжет. Ну не оставлять же Эмму одну в новогоднюю ночь в больнице? Доктор Качарян, который сразу же стал называть меня почтительно «Ольга Марковна», лично проводил неурочного посетителя до VIP-палаты и взял обещание, что до десяти ровно я исчезну.
– Здравствуй, Эмма. Ну, как ты?
Так неуютно здесь, несмотря на VIP. Может, потому что в больницах всегда неуютно? Эмма лежит бледненькая, худая, но глаза улыбаются. Она смотрела телевизор, показывали какой-то старый фильм, кажется, «Старики-разбойники».
– Олечка, ну зачем ты? Сегодня же праздник!
– Вот именно! – ухнула на тумбочку пакет с разными вкусностями (специально выясняла, что можно есть в её состоянии).
Она смотрела, как я фрукты мою в раковине и раскладываю всё по пластиковым тарелкам. У меня было странное щемящее чувство, словно всё это давно забытый сон.
– Олечка, ты его не снимала?
– Кого?
– Ты знаешь.
Я глянула на неё, чтобы убедиться, что мы говорим об одном и том же. Да, она имеет в виду пресловутый кулон. Рассказать ей, что сегодня было, или подождать, когда она совсем поправится? Наверно, подожду. Не стоит сегодня портить настроение и волновать её.
– Я не буду его снимать, если ты хочешь.
– Я должна тебе много рассказать перед…
– Перед чем? – насторожилась я.
Эмма отвернулась, явно борясь с собой. Ей так хотелось открыть мне какую-то тайну, но что-то внутри удерживало и заставляло сомневаться.
– Эмма, не пугай меня, ладно? Хочешь что-то сказать – скажи. Не мучайся, я пойму.
– Потом, Олечка, – неуверенно улыбнулась она, – потом. Давай сейчас забудем об этом.
– Отлично! Как эта штука поднимается?
Эмма показала рычажок, и послушный механизм трансформировал лежачую койку в койку со спинкой.
Ей очень понравился мой подарок. Я знала, что её последний зонт этой осенью вывернуло наизнанку порывом ветра, а ему и так было не меньше двадцати лет.
Мы поболтали ни о чём, вспоминали старых знакомых, Марика и его дочек, маму.
– Олечка, ты должна помириться с Ниной, – вдруг очень серьёзно сказала Эмма.
– Да брось! Не понимаю, о чём ты.
– Всё ты понимаешь, Оля. Характер у вас обеих тот ещё, но… Ты всё-таки старшая. И вы сёстры, в конце концов. Вы должны держаться вместе.
– И почему ты это говоришь мне?
– Я знаю, что ты скажешь, – упрямо продолжала Эмма. – «Вы слишком разные»? Да, возможно. Но ты просто поверь мне. Нина – твоя семья. Не бросай её. Кто будет заботиться о ней, когда…
Эта старая песня совершенно меня выбесила. Какого чёрта?!!
– Почему все считают, что именно Я её бросила?! Я что, должна была забить на свою личную жизнь и нянчиться с ней до старости, как мама? Она взрослая и должна справляться сама. К тому же это ОНА от меня отвернулась, если на то пошло!
– Не злись, – слабо проговорила Эмма, – я не это имела в виду.
– Да?! А что ты имела в виду? Я только и слышу всё время: «Нина то, Нина это»! Сначала от матери, теперь и ты туда же. Кто-нибудь хоть раз спросил, а как Я себя чувствую?
– Прости, Олечка, я просто…
– Нет! Никто не спросил! Конечно! Зачем? У меня же априори всё в норме, да? Я сильная и самостоятельная, а Нина – хрупкое создание, которое нужно непременно опекать. И делать это должна почему-то именно я. Ах да! Как я могла забыть?! Я же её сестра!
Я не выдержала, вскочила и отошла к окну. Так хотелось курить, что внутренности выворачивало. Месяц титанических усилий, чтобы бросить, коту под хвост!
– Олечка, мне кажется, что ты должна, наконец, оставить Глеба в прошлом. Сколько можно тащить этот груз на своих плечах?
– Что? – я даже повернулась. – При чём тут Глеб?
– Я серьёзно. Ты замыкаешься, отталкиваешь сестру, запрещаешь себе чувствовать. Я вижу, как ты мучаешь себя до сих пор. Так нельзя. Ты не виновата в той аварии…
– Я не хочу говорить об этом.
Нет, в самом деле. К чему опять ворошить прошлое? Ненавижу, когда кто-то начинает выражать соболезнования! Я так надёжно похоронила воспоминания в глубинах памяти вовсе не для того, чтобы их снова откапывать.
Читать дальше