Андрей Белянин - Ученица царя обезьян [litres]

Чтобы не перелезать через сугробы вдоль домов и не уворачиваться от метровых сосулек, идти снова пришлось по проезжей части. Китаец внимательно смотрел, как мелькают ноги его спутницы впереди, и старался идти за ней след в след. Она повернула налево, он повернул за ней, поднял голову и увидел три красных столба, на которых держалась красно-зелёная крыша-пагода, и двух золотых львов-стражей, сидящих по разные стороны чёрной лестницы, ведущей вниз. Царь обезьян ахнул, глотнув холодного воздуха, и пустил слезу.

– Это Китай, женщина?! Это дом из моей страны!

– Ну почти. Это китайский ресторан. «Мандарин» называется. Заходи.

Внутри было тепло, пахло незнакомыми специями и играла тихая китайская музыка. Широко улыбающаяся гардеробщица на входе обменяла их куртки на номерки, а такой же улыбчивый официант чисто славянской наружности проводил по длинному коридору и предложил сесть за любой свободный столик. Благо народу оказалось немного.

Стены были украшены рисованными пейзажами в китайском стиле, стеклянными витражами в маленьких декоративных окнах, разнообразными фарфоровыми фигурками богов, военачальников, монахов и мудрецов Китая и большими веерами, на которых были изображены цветы, бабочки и изящные женщины в длинных платьях, с высокими причёсками и завлекающими раскосыми глазами.

– Это очень старая народная песня о неразделённой любви, – умилился царь обезьян, вытирая слезу. – Но я впервые слышу такой перевод. У нас её исполняют без рифмы.

– Смотри, меню тут крутое, – на глаз оценила Ольга, не слушая его и листая страницы. – Надеюсь, на самом деле эти блюда выглядят так же, как на фотографиях.

– Ваш повар прибыл сюда из Китая? – придирчиво спросил Сунь Укун официантку, подошедшую, чтобы принять заказ.

– Да, – с такой же сияющей улыбкой ответила девушка. – Наш шеф-повар действительно китаец. И как раз сегодня он сам готовит. Желаете блюдо от шефа?

– Желаю, любезная служанка.

– А я буду «Цезарь»… – начала было озвучивать свой заказ Ольга, но Укун её перебил:

– Эта женщина желает гунбао. У вас в харчевне её почему-то приготовляют с кешью, хотя настоящую гунбао готовят только с арахисом. Что ж, возможно, ваш повар уникален в своих рецептах. Да, я решил, она будет гунбао. И, наверное, ещё сладкую свинину. Однако сделайте её максимально острой, моя женщина замёрзла, а я хочу увидеть, как её побледневшие губы вновь окрасятся в алый от прилива крови к их трепетной коже. Рис и чай… нужно ли говорить, насколько они необходимы? Ведь ваш повар знает это и без наших научений…

– Ты… ты сделал заказ за меня! – зарычала блондинка, когда официантка ушла. – Какого чёрта?! Я сама в состоянии выбрать себе еду!

– Ты выбирала какой-то салат, который не готовят в Поднебесной. А я выбрал для тебя лучшую пищу, которая есть в этой книжице!

– Я на диете!

– Ты в Китае, женщина, – нелогично возразил Сунь Укун. – И ты моя ученица. Пища – тоже учение. И я, твой учитель, буду учить тебя, какую пищу нужно есть, а какую надлежит избегать.

– Да ты… ты… знаешь ты кто?!

– Кто же я? – холодно спросил китаец. – Плохая обезьяна, да?

– Я этого не говорила… – опустив глаза, сказала Ольга.

– Но подумала. Все вы, люди, одинаковые! Когда вам нужна моя помощь, моё могущество и покровительство, вы называете меня прекрасным царём обезьян, Великим Мудрецом, Равным Небу. А когда в вашей жизни что-то идёт не так, как вам угодно, вы обзываетесь обезьяной и поёте оскорбительные песенки! «Обезьянка, обезьянка, почему же ты так плоха-а?!» – кривляясь, пропел он. – Так пел мой учитель, лысый белый монах Сюаньцзан!

– Да что на тебя нашло?!

– Я удручён! Я нахожусь в чужом мире, в этой варварской северной стране, где снега больше, чем благочестия, от моей родины меня отделяют не только миллионы и миллионы шагов на моём пути, но также сотни лет, которые я провёл в унизительном заточении! Ты вынудила меня провести ночь в ледяном доме на краю этого снежного мира, в котором меня обдували ветра с вечера до рассвета, и лишь тепло твоего нежного тела согревало меня. И то только с одной стороны! А спина-то у меня всё равно замёрзла! – капризно заметил он. – А потом мы шли и шли, позорно обсыпаемые снегом с лопат невежественных крестьян. И ради чего был проделан весь этот путь, скажи мне, женщина?