— Присмотрю за мальчиками, любимый, — чмокнула Императора Сис и, расправив крылья, спланировала к выходу из тронного зала.
Двери и ставни, зачарованные, освященные, заговоренные и созданные из прочнейшего металла закрылись. Караул из сотни воинов золотой гвардии паладиниусов занял отведенные им места. Теперь и отныне, на тысячелетия вперед, легла на них тяжелая, но вместе с тем почетная и великая ноша. Им предстояло хранить покой Императора. Их полумеханические тела, скреплённые верой и волей, не подведут. И в тот миг, когда великий Император Рас понадобиться миру, они первыми встанут подле него. Время не властно над ними. Их разум не утратит остроты, а руки силы. Они скорлупа, которая хранит сердце Империи.
Так начиналась новая эпоха. Золотая эпоха вечного Императора.
Сергей вновь оказался в тумане. Вновь кружились причудливые завихрения. Вновь перед ним возник бородатый старец. На этот раз он выглядел довольным и…. «По-свойски», — понял Сергей. Бородатый хранитель мира не стал размениваться на дешевые трюки и просто подлетел к парню.
— Ну что, поздравляю, твое желание исполнилось, теперь ты отоспишься за все, — улыбнулся Дед, как решил называть его Сергей.
— Лучше бы в родном мире отоспался.
— Ну извини, — развел руками Дед, — и без того пришлось тебя одалживать. Но с Чорным ты хорошо разделался, братец мой до сих пор рвет и мечет. И с шишкой на лбу бегает. Ох и знатный я ему щелбан поставил, — добавил он хихикнув.
— Братец? Шишка? — удивился Сергей.
— Ну да, мы же с ним две стороны одной медали, — пожал плечами Дед. — Слышал, поди, всякую муть про нет света без тьмы и тьмы без света?
— Угу, — кивнул Сергей.
— Ну вот, считай есть хаос, который ни то ни се, и есть мы, его крайние проявления.
— Э… а я тогда кто, ну или что? — поинтересовался Сергей, потирая лоб.
— Ты пешка, ставшая фигурой, а скоро и в игрока превратишься, — радостно оскалился Дед.
— В смысле? — захлопал глазами Сергей.
— Ну, вот проживешь жизнь в родном мире, помрешь и в своей героической тушке окажешься, а там, лет так через десять тысяч, встанешь по нужде. Я, знаешь ли, не всемогущ, — пожал плечами Дед. — Насколько смог, настолько и затормозил процессы в твоем теле.
— И чего случится? — спросил Сергей, ощущая холодок на спине.
— А, — махнул рукой Дед, — пуф, и ты божественная сущность. Сам виноват, нечего было под задницу Чорного Властелина запихивать. Не только твой свет его нейтрализует, но и его тьма на тебя влияет. Добавь сюда веру в вас миллионов, а то и вовсе триллионов разумных, и делай выводы.
— Триллионы-то откуда? — вздохнул Сергей.
— Так твои соратники не остановятся, может десятки, а может и десятки тысяч миров к твоему пробуждению завоюют и веру в тебя насадят, ну и последователи Чорного так же суетиться будут. Сам понимаешь, пока есть Свет, будет и Тьма, ну или кися-мися именуемая хаосом, в которой все это смешалось до бесполезного состояния.
— А… Может как-то…
— Не, без вариантов, законы демиурга незыблемы. Тут только самому им стать и свой мир сотворить.
— Понятно.
— Ладно, бывай, герой, мы с тобой больше не увидимся, ты, как переродишься, так нас с братишкой и развеет, отдохнем, отоспимся, простыми смертными родимся, сразу в паре миллионов экземпляров.
***
Сергей открыл глаза и долго смотрел в потолок прабабкиной квартиры. Вдруг над головой зазвенел будильник. Рука сама на автомате схватила телефон и палец провел по дисплею. Дата на экране показывала первое декабря. «Так лето же на носу было…» — Сергей рассмеялся. «Сон, всего лишь дурной, но очень яркий сон», — выдохнул он облегчено. Отбросил одеяло, вскочил и понесся в ванну. Умываясь, он вдруг вспомнил про черенок от лопаты, с которым тренировался и деньги из Даура.
С щеткой во рту и зубной пастой на губах он бросился в комнату. Заглянул в шкаф, открыл потайной ящик и выдохнул — пусто. Встал на четвереньки, заглянул под диван с кроватью, хмыкнул — надо бы помыть, но махнул рукой и выпрямился. Черенок никуда не завалился. «Бабкина заначка!» — пришла ему мысль и он сунул руку за диван. Пошарил по памяти там, где во сне видел след от конверта, но ничего не нащупал.
«Слава богу — сон», — подумал он, возвращаясь в ванну. А ведь мог и дотянуться до повисшего на уголке конверта.