Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– Вся Вселенная! – подхватила Таня.

Саня не разделил энтузиазма:

– Ты хочешь сказать, что каждый мой или твой шаг где-то фиксируется, чтобы потом, снова все прокрутить?

– А почему бы и нет?

– Не нравится мне эта идея. Ну, скажи, вот оживят тебя, не стыдно тебе будет потом общаться с друзьями, когда они смогут посмотреть, как ты онанировал в школьном туалете, как ты каждый день в туалет ходишь, как тебя рвало с перепоя, как ты кого-то обманул, или струсил, или еще что-нибудь эдакое?

– Фу, как грубо! – поморщилась Таня.

Я смутился:

– С этой стороны я не думал. Ну, значит, нужно не делать ничего, за что будет стыдно.

– А если уже сделал?

– По-моему, вечная жизнь все равно того стоит. Да и не обязательно ты сможешь узнать о других всякие гадости.

Саня пожал плечами, и разговор сам собой иссяк. Мы спустились с холма, прошли немного, продираясь сквозь густые заросли, а потом неожиданно выбрались на тропу, которая вела в нужном нам направлении.

– Хотела бы я знать, кто их протоптал, – произнесла Таня через некоторое время.

– Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей, – процитировал я и запнулся: деревья расступились, и мы уперлись в насквозь протрухлый плетень или частокол, который преграждал путь. О том, что соваться за него не следует, недвусмысленно говорило обилие черепов на колышках. Тропа, однако, вела вдоль забора несколько метров, а затем исчезала в проходе, заваленном остатками ворот, давно рухнувших с петель. Дорожка, вымощенная плоскими камнями, вела через широкий двор к бревенчатой избе, крытой соломой. Над стояками, прежде служившими опорами для створок, сохранилась надпись на яритском:

«ВОИНЫ ВХОДЯТ В ОДИНОЧЕСТВЕ».

– Заходи, не бойся, выходи, не плачь, – сказал Юдин.

– Может, ну его, а? – предложила Таня.

Я проследил взглядом, куда тянется плетень. Не обойдешь. Как специально.

– За время испытания я четко уяснил, что все, что попадается на пути, служит какой-нибудь цели. И отступать тут бессмысленно. Нужно либо преодолевать это, либо сдаваться. Ноготь даю на отсечение, тут нас тоже ожидает сюрприз. Но другого пути нет.

– Вопрос в том, послушаемся мы совета или нет. – Саня отколупал от хлипкого стояка щепку и размял ее между пальцами. – Я думаю, не послушаемся.

Приготовив оружие, мы осторожно двинулись вперед. Стрекотание ночных насекомых резко прекратилось, и в наступившей полной тишине троекратно прогудел филин. Потом он взлетел откуда-то с крыши, и от хлопанья его крыльев в лицо повеяло легким дуновением воздуха. В окне я заметил тлеющую лучину. Пока я всматривался в полумрак избы, дыхание моих спутников почему-то стихло. Я огляделся по сторонам и обнаружил, что они исчезли.

– Эй, вы где? – позвал я, холодея.

Тишина. Постепенно трели сверчков вновь заполнили ночной эфир. Филин поменял дислокацию, перемахнув на одно из деревьев в аккурат за избой. Я встретился взглядом с его немигающими зрачками и почувствовал, что от страха не могу даже как следует выругаться. Оглянувшись назад в надежде, что они вернулись за частокол, я понял, холодея, что прохода больше не существует. Колья, ивовые прутья, черепа – и ни следа от ветхих останков ворот. Липкая холодная испарина покрыла мое чело, уды сковала немощь, сердце зачастило, хотя пульс стал едва слышным. Я боялся уже не столько догадки, что все это может значить, сколько одиночества и собственной паранойи. С большим трудом я сохранил остатки присутствия духа после того, как изгнал мысль, что все еще нахожусь среди тюльпанов в царстве Аида.

Протяжно заскрипела дверь, и моя едва различимая тень, как часовая стрелка, проделала путь в девяносто градусов. Медленно, словно взятый на мушку, я повернулся навстречу неизвестному.

На пороге, под карнизом, увитым плющом, освещаемая желтым огоньком лучинки стояла женщина в свободно ниспадающем темном платье. Рыжие прямые волосы стягивал обруч. Глаза внимательные, лицо спокойное и задумчивое. Одну из босых ног она, слегка согнув, отставила назад, что придавало ее позе несколько вызывающий вид. Жестом руки она пригласила меня войти и, ступая изящно, вернулась в избу сама. Амулет отмалчивался, несмотря на мои яростные призывы. «Это только для тебя», – сказал он и затих.

– Где они? – спросил я, сглатывая комок в горле.

– Войди в дом, воин, – произнесла она, не оборачиваясь.

Поколебавшись, я отправился следом, стараясь побороть нервный озноб.

Интерьер избы был скуп: только несколько глиняных сосудов, высушенные растения на почерневших стенах да лучина на полу, среди травяной подстилки. Женщина опустилась на колени рядом с ней и стала перебирать стебли, плавно водя руками. Я обратил внимание на ее пальцы, которые имели на редкость совершенные формы. Неуверенно, словно крадучись, я переступил порог и, помявшись, приземлился напротив, оставив между нами порядочное расстояние. Небрежным, но изящным, как и все ее существо, взмахом кисти она заставила дверь закрыться. По крайней мере, мне так показалось: ведь не могла же она захлопнуться сама по себе.