Ульян Гарный - Руки оторву!

Дождавшись, когда приказы были исполнены, Жеребцов зычно крикнул в темноту:

– Эге-гей, кто степь топчет, ковыль трясет, отзовись!

Ответ не заставил себя ждать:

– Сейчас, уруз, зазнакомимся, на могилке-то что написать?

– Ты писать все одно не умеешь, неумытый! А я для тебя яму рыть не стану! Зовут меня Петр Жеребцов, боярин светлого князя Всеволода! Запомните все, может, выживет кто из вас, чтобы детям своим рассказать, куда башку никогда не совать!

– Степь знает твое имя, Серп Гнева, – уже совсем близко прозвучало из темноты.

Мы стояли, как велел боярин, между нами проехали конники, раздавая длинные пики. Только Трегуз отказался, размахивая своим Дубасом. А наш командир возглавил строй большаков и крикнул мне:

– Повторяй за мной, а то без ног останешься!

Силуэты колесниц уже прорисовались во мраке и начали быстро приближаться, неприятно завывая. Трегуз, который стоял чуть впереди меня, со знанием дела сказал:

– Ножи на колесах жужжат, прыгай, потом бей!

Первая колесница уже поравнялась с Петром. Боярин резко оттолкнулся от земли и как будто ненадолго завис в воздухе, размашистым ударом древка пики выбрасывая из колесницы возничего и двух лучников. Четверка лошадей, лишившись управления, набирая скорость, унеслась в степь.

Трегуз не шелохнулся, когда на него выехала следующая жужжащая повозка. Точный удар Дубаса угодил прямо в дышло упряжки. Лошади остановились и даже попятились. А корзина с седоками, следуя беспощадному закону инерции, сделала широкую дугу и, выворачивая постромки, грохнула седоками по земле, только меховые шапки и потроха полетели в разные стороны.

Я был так увлечен этим зрелищем, что чуть не прозевал собственный выход.

Колесница вылетела из ковыля прямо передо мной. Прыгать вверх было поздно, и я нырнул головой вперед, спасая от гудящих лезвий ноги. При этом потерял пику, да еще и рука попала между деревянных спиц. Меня потащило прямо на острые ножи, закрепленные на ступице. Я что было сил схватился за обод колеса и рванул на себя. Вращение остановилось, и колесница замерла как вкопанная, возница ударился о высокий передок и затих, а лучники повалились друг на друга и очумело осматривали окрестности, соображая на каком они свете. Лошади стояли смирно, только фыркали и запаленно дышали.

Я осмотрелся: вокруг большаков валялись обломки пяти колесниц, значит, нужно ждать второй волны. Как только появились следующие пять, конница сорвалась с места, и за жужжащими повозками послышались крики и лязг оружия: наши рубили лучников противника.

На центральной колеснице, запряженной, в отличие от других, шестеркой лошадей, поднялся во весь рост возничий, судя по одежде – вождь. Его шапка и меховой жилет были из черно-бурой северной лисицы, на руках массивные золотые браслеты. Он закричал:

– Не по чести поступаешь, рус! Среди нас нет сыновей грома, выставляй простого бойца, а мой батыр увидит цвет его печени!

Петр отозвался:

– Останови своих, и поговорим!

Боярин Жеребцов тут же подозвал коня и дважды протрубил в рог. Вождь сугаков тоже продудел какой-то замысловатый сигнал с помощью визгливой дудки.

Степь наполнилась движением: за колесницами появилась потрепанная пехота, а за Петром выросла стальными рядами русская конница. Командир наших всадников сурово спросил:

– Так чего же ты хочешь? Поединка воинов? Я согласен, но давай определим цену! Что предложишь, если мой боец победит?

– Я отдам золотые халаты всех моих людей! – с трудом выдавил вождь.

– Они и так стали бы моими еще до восхода солнца, – парировал Петр.

– Мы дадим вам скот в придачу… – начал было главный сугак.

Боярин резко его оборвал:

– Скот и золото, и все вы, и ваши женщины и дети – станет моим, как только я этого захочу! Предложи мне что-то действительно стоящее, тогда двобою быть, а нет – мы вас передавим, возьмем, что нужно, и дальше поедем…

Петр взмахнул руками, и стоящая за ним конница стальными реками растеклась вправо и влево, создавая два широких крыла. Будто огромный человек развел железные ладони, чтобы прихлопнуть комара. Трегуз взял под уздцы переднюю лошадь упряжки вождя.

На главного сугака было жалко смотреть: лицо его съехало набок, как плохо закрепленная маска, он зачарованно уставился на Дубас Трегуза. Но вдруг щека встала на место, и в темные глаза вернулся блеск:

– По ярлыку твоему в степи не трону ни гонца, ни купца, ни путника! Если войско русское придет – припасов дам! Увижу русский полон у соседних народов – весть пошлю… – вождь с надеждой уставился на Петра, но боярин был непроницаем, – себе русского раба не возьму, другим заповедаю, которые на сейчас есть, с вами отпущу…