Сергей Лапшин - Победить смертью храбрых. Мы не рабы!

– Ты слышишь выстрелы, подонок. Иди на них и найдешь, что тебе нужно. – Раненый с перевязанной грудью, зло сверкнул на меня глазами. – Поторопись. Там может не хватить пули для тебя, ублюдок!

– Дай я. – Илюхин, подошедший со спины, решительно отодвинул меня в сторону. В руках у лейтенанта была подобранная винтовка, которую он решительно и умело вскинул к плечу.

– Кто с раненым? – По моему мнению, именно Илюхин как наименее боеспособный член нашего коллектива должен был находиться с Волковым.

– Никто. Не нужен ему уже никто. – Не посмотрев на меня, лейтенант переводил ствол оружия с одного немца на другого, будто бы решаясь, в кого первого следует стрелять.

Отвернувшись, я сделал несколько шагов в сторону. Отнюдь не потому, что мне претило происходящее, и не оттого, что Волков скончался. Вдоволь попереживать у меня еще будет время. А вот сейчас мне было необходимо осмотреть пулемет. Если оружие в рабочем состоянии, я планировал зарядить пару лент и выдать его Москвичеву. Тем самым мы бы значительно повысили огневую мощь нашей группы. Это было бы не лишним в свете того, что я собирался разведать дорогу впереди, где все еще слышались разрозненные выстрелы, характерные для боестолкновения.

Остановившись у угла дома, чтобы видеть Илюхина, я удовлетворено кивнул. Москвичев без всякой команды уже возился на дороге у трупов немцев. Первым делом стащил с одного ремень и перепоясался им, поправляя кобуру с пистолетом на боку [14]. Затем хлопнул ладонью по железному кожуху пулемета:

– В порядке!

Я посмотрел на Илюхина. Лейтенант, хладнокровно приняв стойку для стрельбы из винтовки стоя, потянул спусковой крючок. Треснул выстрел, и один из раненых ударился головой о стену дома, оставляя на ней кровавое пятно. Лейтенант быстро передернул затвор, досылая второй патрон, и прицелился в медика, по-прежнему стоявшего на коленях и не делавшего попытки встать.

– Гореть тебе в аду, животное, – медленно покачал головой немец.

Илюхин, едва заметно пожав плечами, негромко произнес:

– Я уже здесь, – и выстрелил, чуть сместив прицел.

Медик, вздрогнув, взмахнул руками и повалился набок. Согнулся, поджимая ладони к животу, и громко застонал. Ранение в живот – далеко не лучший способ убийства. Не самый гуманный и отнюдь не самый быстрый.

– Похоронить бы… – Москвичев, коротко взглянув на меня, затем перевел взгляд на лицо лейтенанта. Страшное, покрытое сбившимися бинтами.

Илюхин, заметив, что я тоже пристально на него уставился, повернулся в мою сторону всем корпусом, словно смотреть искоса был не в состоянии.

– Левый глаз выбит, сразу говорю. А стрелять могу. Стрелять не разучился, – негромко ответил он на мой невысказанный вопрос.

Точно. Я еще думал, почему он так долго целится. И обстановку оценивает как-то замедленно. С непривычки.

– Вот он – командир, красноармеец. Ему и решать. – Расставляя точки над «i», Илюхин указал на меня. Москвичев угрюмо кивнул, вроде как подтверждая мои полномочия, и посмотрел мне в глаза.

– Хоронить сложно, – отрицательно покачал я головой, прислушиваясь к непрекращающейся невдалеке стрельбе, – да и выкопают после всего. Боец, втащи его в дом. Дом подожги. В темпе, боец.

Пожар, устроенный нами, был отнюдь не единственным в городе. Медленно, но верно населенный пункт проваливался в вакханалию насилия и бунта. То там, то здесь вспыхивали здания, раздавались автоматные очереди, стрельба из винтовок и охотничьих ружей. Сотни разномастно вооруженных людей вступали в краткие или продолжительные противостояния, иногда расходясь после нескольких выстрелов, иногда закусываясь всерьез.

Пройдя квартал, мы увидели завершающую стадию как раз такой, крайней, ситуации. Судя по изрешеченному в хлам грузовику, одна из групп зэков попала в засаду. Причем, поскольку он находился рядом двухэтажным коттеджем, похоже, осуществлялось преследование, в ходе которого уголовников и загнали на эту территорию.

Дом зиял выбитыми окнами и щербинами от попаданий пуль. Одно из окон на втором этаже тянуло дымом – похоже, кто-то ухитрился забросить туда гранату. Впрочем, все перипетии штурма были уже в прошлом. У крыльца дома стояли двое вооруженных немцев, чуть поодаль – трое. Перед ними на коленях находились шестеро обезвреженных зэков.

В общем-то, картина неудивительная. При других раскладах я бы скорее всего снял бойцов и отправился искать цель попроще. Однако было кое-что, что заставляло внимательнее отнестись именно к этой группе немцев.