Виктор Поротников - Легионер из будущего. Перейти Рубикон!

Декламируя, Цезарь то высоко вскидывал подбородок, то опускал взгляд к полу, как бы под спудом мысленного терзания, то подкреплял высокое звучание слов красивыми жестами правой руки. Казалось, слова Цезаря текут из самой глубины его мятущейся души. Казалось, Цезарь не просто читает поэтический отрывок, но как бы обращается к своим единомышленникам помочь ему разрешить эту мучительную дилемму. И видя, как молча переглядываются между собой Курион и Марк Антоний, как задумчиво хмурит брови Цинна, а Азиний Поллион с тем же задумчивым видом теребит пальцами свой благородный подбородок, я осознал, что через это творение Шекспира Цезарь донес до своих слушателей не только свои переживания, но и намекнул им, что будет с ним и с ними в случае, если нерешительность возьмет в них верх над мужеством.

Заключительные строфы Цезарь декламировал, обводя пронзительным взором лица своих друзей, и голос его не звучал, а гремел:

Я повернулся и тихо удалился, не желая нарушать своим появлением того эффекта, коего достиг Цезарь, с таким блеском прочитавший монолог Гамлета и завладевший восхищенным вниманием своих друзей. Я был уверен, что это было проделано Цезарем неспроста. Цезарь наверняка хотел таким оригинальным способом подвести своих единомышленников к той невидимой черте, через которую он собирается переступить в своем противостоянии с Помпеем и сенатом. Не напрямик, а в завуалированной поэтической форме Цезарь предлагает своим друзьям сделать свой выбор: кто готов быть с ним до конца и кто к этому не готов.

«Что и говорить, это весьма недурственное вступление перед военным советом, – подумал я, выходя во внутренний дворик. В том, что на этом застолье зазвучат воинственные речи, я не сомневался. – Цезарь разыграл все как по нотам! И эти ноты ему подсунул я. Ай да Андрюшка! Ай да сукин сын!»

Довольный собой, я, приплясывая, обогнул деревянную колонну, поддерживавшую кровлю черепичного навеса.

Мои предположения подтвердились в полной мере, это выяснилось глубокой ночью, когда Цинна вернулся с пиршества у Цезаря. Я спал, но был разбужен Цинной, которому не терпелось поделиться со мной своими впечатлениями от услышанного на совещании, где между здравицами и возлияниями решались труднейшие вопросы. Доводить ли дело до открытой войны с сенатом? И если да, то когда начать эту войну?

Я встал с постели и завернулся в одеяло. Сидя в кресле с подлокотниками, я слушал взволнованную речь Цинны, старательно борясь с зевотой. Цинну переполняли эмоции, его пылкая натура не знала компромиссов. Цинна сидел передо мной на стуле раскрасневшийся от выпитого вина, сверкая красивыми голубыми глазами.

– Цезарь намерен идти на Рим, не дожидаясь весны и прихода своих галльских легионов, – молвил Цинна, комкая сброшенный с плеч плащ. – В этом его поддерживают Курион и Марк Антоний. Большинство же из свиты Цезаря стоят на том, что без галльских легионов затевать войну с сенатом нельзя. Эти люди по-своему правы, ведь у Цезаря всего один легион, тогда как у Помпея два легиона и Агенобарб располагает еще тремя легионами. У противников Цезаря пятикратный перевес в силах! – Цинна растопырил пальцы на правой руке и потряс ими в воздухе. – Но Цезарь задумал призвать на помощь быстроту и внезапность! Цезарь на словах согласился с теми из своих друзей, кто настаивает на основательной подготовке к войне с Помпеем и сенатом, однако в мыслях он уже решил выступить на Рим в ближайшие дни. Цезарь сказал об этом мне и Куриону, когда все его гости разошлись. Мы с Курионом поддержали Цезаря и обещали ему хранить это в тайне. Я сказал Цезарю, что поставлю в известность об этом лишь тебя, Авл, – добавил Цинна чуть прерывающимся голосом от переполняющего его волнения. – Ведь ты предан Цезарю, как и я. Мы с тобой как братья!

– К чему вся эта таинственность? – спросил я.

– В свите Цезаря наверняка есть соглядатаи Помпея, – ответил Цинна. – В последнее время к Цезарю прибилось много случайных людей, трудно сказать, что у них на уме. Осторожность никогда не повредит!

– Не понимаю, как Цезарь сможет обмануть соглядатаев Помпея, ведь он намерен идти на Рим не с горсткой сообщников, а во главе десятого легиона, – заметил я. – Войско на марше неизбежно привлечет внимание многих посторонних людей.