Александр Прозоров - Воевода

Новгород

Именитый новгородский купец Данила Ковригин сидел в жердяной сторожке возле причалов и, весело мурлыча что-то себе под нос, сносил в общий список, на отдельный лист рыхлой коричневой бумаги, цифры из толстых прошнурованных книг, зажатых между массивными резными деревянными обложками. Не красоты ради, а чтобы не трепались при перевозке с места на место и чтобы страницы не коробились.

Минувший год выдался донельзя удачным. Просто на загляденье. Самым добрым и приятным своей нежданностью событием стал набег хана Едигея на Низовскую землю. Татары зело обильно потравили хлебные поля и огороды, разорили ловы и амбары, угнали стада, разметали людишек с привычных мест, от обжитых промыслов. Посему с урожаем, с мясом и птицей на Руси было о прошлом годе тяжко. Прямо скажем – голодно. Ан струги ковригинские тут как тут: рыбка соленая, рыбка вяленая, рыбка копченая, рыбка мороженая. Давай деньгу – будешь сыт.

Голод – не тетка: растрясли низовские по зиме свои кубышечки, потекло серебро в мошну купеческую полноводными ручьями.

Ханы ныне меж собой в Орде грызутся, старшинством и саблями меряются. Им от сего никакого проку, ан купцу Даниле опять же лишнее серебро. Прииски соляные, что на Горьком море крымском [17], что в Баскунчаке Астраханском, в запустение пришли. Трудно тамошним приискам без рачительного хозяина. Работники мрут быстро, новые рабы постоянно надобны, воины для охраны, приказчики преданные. Но татарам ныне не до приисков, заняты они. Власть делят.

А как людишкам без соли?

И опять побежали струги вниз по Волге и Дону – в места, куда раньше и не хаживали, ибо своего товара с избытком хватало, в иных же местах цена вверх поползла. Ненамного, по три деньги на пуд – ан курочка по зернышку клюет и сыта бывает.

Кабы не варяги русские, что тоже соль ушкуями во все края рассылают, цена бы еще выше прыгнула. Постоянно норовят сладкий кусок из-под носа увести!

«Вот бы было хорошо, коли бы великий князь Василий очередной поход супротив Новгорода затеял, – мечтательно зажмурился купец. – Порубежье бы южное разорять начал. Руса город богатый и аккурат на его пути находится. Побил бы Василий варягов, разогнал по лесам окрестным от доходных родников – как бы это было славно! Тут уж не деньгу с пуда, тут полновесный рубль накинуть можно будет. В Орде ныне замятня, прииск соляной на Баскунчаке восстанавливать некому. Хорошо-о-о…»

Услышав шаги, он приоткрыл глаза, увидел хорошо одетую женщину и невольно приосанился, хотя и не вставая с кресла. Настроение у него было благостное, радужное. Данила даже не рассердился, что его потревожили в потаенном месте, куда он удалялся, чтобы спокойно вести трудные счетные дела: подальше от домашней суеты, от кричащих детей, вечно что-то выпрашивающей жены, от приказчиков, стряпух, юродивых, постоянно шлявшихся Христа ради вокруг его недавно сложенных каменных палат, норовя пробраться в обеденную залу. А еще лучше – к нему самому и выпросить серебряную монетку. А лучше – две. А еще лучше – горсть. А еще лучше – злата…

Ненасытное отродье! Ему на солеварнях постоянно людей не хватает, хоть плачь, а эти дармоеды жалуются, что есть нечего.

А работать не пробовали?!

– Вроде как богатейший купец, в совет городской входишь, торг по всему свету ведешь… – Гостья ковырнула ногтем стену, сдирая кору с одной из жердей. – А дела свои в сарае справляешь.

– Лето… – Лицо купца расползлось в широкой улыбке. – Ветерок продувает, птички поют, листья шелестят, вода журчит. Хорошо… В палатах же каменных ровно как в склепе. Не люблю.

– Птички – это хорошо, – согласилась гостья. – Ты меня знаешь, купец?

– Конечно, знаю, – кивнул он. – Ты жена изгнанного ватажника. За мужа пришла просить?

– Нечто ты полагаешь, мой муж, князь Заозерский, нуждается в заступничестве? В чьей-то милости? – вскинула брови женщина. – Ты хоть знаешь, где находится наше княжество, купец?

– А где? – вальяжно поинтересовался Данила.

Тут вдруг в его голове оглушительно щелкнуло: «Славянский волок!!!» Тот самый торговый путь, по которому его струги уходят с солью и рыбой в Низовскую землю! Девять из десяти его стругов протаскивают каждое лето аккурат мимо Кубенского озера.

– Да ты присаживайся, матушка-княгиня, в ногах правды нет, – забеспокоился купец. С опозданием сообразил, что в сторожке стоят только грубые лавки, вскочил с кресла и проволок его вокруг стола, повернув к женщине. Однако гостья не села, глядя на него с легкой снисходительностью.