Александр Прозоров - Воевода

– Вече новгородское атамана нашего из города изгнало, – пробегая мимо, просветил ее Линь Окунев. – Сбираемся вот. Уходим.

– А-а-а… – онемев от неожиданности, замерла княгиня. – И?

– Не бойся, тебе ничего не грозит, – на ходу поцеловав, увлек ее за собой Егор. – Однако на всякий случай боярин Александр Фоминич дружину свою поблизости, на постоялом дворе, разместил. Коли что, прикроют. На них положиться можно. А на охотников, что со мной не плывут, не надейся. Раз в трудный час отвернулись, значит, ненадежны. Пусть идут себе, куда ветром понесет.

– Так куда ты, Егор? – не поняла княгиня.

– Дней через двадцать вернусь.

– Но куда?

– Свеев бить.

– Как свеев, почему?! – вскинулась Елена. – Ты же на Москву идти должен!

– Нет, сперва свеи, – коротко мотнул головой Егор. – Москва больно кусача.

– Ты чего, не слышал меня, Егор?! – задохнулась от гнева княгиня. – Все то, что я тебе про Василия сказывала?!

– Давай потом. – Князь выдернул из сундука войлочный поддоспешник. Тонкий и плотный, он был не таким жарким, как стеганка. Для теплого лета это качество становилось куда важнее надежности.

– Нет, сейчас! – попыталась схватить его за руку жена. – Тебя изгнали! Прогнали, понимаешь?! Ну, так плюнь на своры новгородские, о себе подумай! О нас, о детях наших.

– Прости, милая. Но времени в обрез, – торопливо чмокнул ее Егор.

– Какой?.. Куда?! На Москву… – бросилась следом княгиня. – Людей верных собирай и к Московскому княжеству поворачивай! Там твое место!

– Мы на свеев, – помотал головой, уходя, супруг.

– Какие свеи?! Не смей!!! – закричала вслед Елена. – Коли не послушаешь, лучше вообще не возвращайся! Не нужен! Не пущу! Вдовой назовусь, нового князя себе найду! Честного и умного! Урод, мерзавец! Глаза бы мои тебя не видели! Можешь про меня забыть! Не нужен! Более не приходи! Убира-айся-а!!!

Она закружилась по коридору, стуча кулаками по стенам, и вдруг спохватилась:

– Господи! Да что же это я? – Княгиня стремглав кинулась по коридору, сбивая с ног последних торопящихся воинов, выскочила на крыльцо: – Егор! Егорушка!!!

Сбежала вниз, догнала мужа и повисла у него на шее, покрывая лицо поцелуями:

– Прости меня, дуру, Егорушка! Возвращайся! Возвращайся ко мне, я ждать буду! Ты береги себя, Егорушка. Мне без тебя жизни нет! Берегись…

Муж крепко обнял ее напоследок, поцеловал – и влился в хвост уходящей к Волхову угрюмой колонны ушкуйников.

Елена поднесла руку к щеке, тронула кожу, посмотрела на пальцы.

Влажные.

Оказывается, она плакала. Княгиня фыркнула, скрипнула зубами. Размеренно и с достоинством поднялась в горницу, которую отвела для ведения дел: принимать приказчиков и тиунов, писать письма, читать грамоты, сверять отчеты. Здесь еще не закончили ремонт: не был забит в щели вылезший и осыпавшийся мох, остался не заштукатуренным потолок, в углу стояли кувшины с краской для росписи. Елена задела ногой лестницу, споткнулась, чуть не упав, ободрала о стену плечо, и в ярости, схватив один из кувшинов, метнула его в плотника:

– Гад! Мерзавец! Подонок!

Мужчина увернулся, уронил киянку и шмыгнул за дверь, не дожидаясь продолжения. На стене расползалось обширное красное пятно. Елена схватила еще кувшин, шарахнула его об потолок, третий пнула ногами, четвертый растоптала, два последних в приступе бешенства швырнула в окно и потолок, забила кулаками по стене:

– Урод! Осел упрямый! Дубина безмозглая! Скотина! Баран! Ненавижу! Все кувырком! Все планы ломает! Все в мусор! Все старания!

Перекрушив все, на что хватило сил, опрокинув лестницы и перевернув стол, Елена уперлась лбом в оловянную перекладину слюдяного окна, мужественно выдержавшего удар, закрыла глаза, вскинула пальцы к вискам и стала их растирать, продолжая ругаться, но уже куда тише.

Сзади что-то тихонько заскреблось. Чуть позже послышалось осторожное покашливание:

– На кого ты так гневаешься, матушка-княгиня?

– На кого, на кого? – не оборачиваясь, ответила Милане хозяйка. – На змею подколодную, что на груди своей пригрела. На мерзавца неблагодарного. На олуха безмозглого, невесть что о себе возомнившего! Что ему ни скажу, ничего не слушает! Советам моим не внемлет, приказов прямых не исполняет, на нужды княжества своего плюет!

– Нечто можно так о муже своем, Богом даденном, сказывать? – догадалась, о ком речь, служанка.

– Ненавижу! – сжала кулаки Елена. – Видит Бог, как я его ненавижу… Кабы не любила, так и отравила бы давно. Вёха болотного в сбитень заварила бы, он бы ничего и не заметил.