Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)

– Кажется, я знаю, в чём дело. – Поручик усмехнулся. – Да нет же… Такое говорить язык не поворачивается.

– О чём ты, Мякишев? – растерялся рабочий.

– Слушайте… – Поручик посмотрел на него. – Я понимаю, что это звучит дико… Но, по-моему, эта Басманная – не та, которая сейчас. А та, которая была много лет назад. Я точно знаю, что вот этот дом должен выглядеть иначе. А вот этот – вообще сгорел. Начало девятнадцатого века, я бы сказал. Мы как будто перенеслись в какой-то фантом.

– Это как в яркой книжечке англичанина Уэллса? – вспомнил Савелий Игнатьевич.

– Уэллс? Примерно. Или Тургенев.

Мякишев взволнованно потёр лоб:

– Да, это многое объясняет. И поведение тех людей… Хотя, с другой стороны, может быть, меня просто ранило, и на самом деле я сейчас лежу и вижу опийные грёзы. Может быть, это мне только мерещится… И не было ни Керенского, ни Февральской революции, ни позорной сдачи. И никакого рабочего Ласточкина тоже нет. А есть только я, Эрзерум и полевой госпиталь… и завтра Юденич поведёт войска в атаку к Босфору.

Вместо ответа Савелий Игнатьевич подошёл и молча ткнул Мякишева кулаком в бок.

– Простите, замечтался, – поручик потёр ушибленное место и натужно улыбнулся. – Довод действительно отличный. Достойный киника, я бы сказал…

– Кого? – вскинулся Савелий Игнатьевич.

– Диогена в бочке, – рассеянно отозвался Мякишев, изучая окна верхних этажей.

– А, тогда другое дело, – рабочий, успокоившись, кивнул. – Бочка – это понятно.

– Вот то, что нам нужно, – указал поручик. – Усадьба Мусина-Пушкина. Четыре этажа, выше не придумаешь. Давайте попробуем найти вход.

Они, тщетно дёргая все двери, обошли здание дворца. Мякишев остановился возле круглого балкончика, похожего на небольшую беседку, и задумался.

Потом его лицо осветила улыбка и он указал пальцем наверх.

– Ага, глядите. Одну ставню всё-таки закрыть забыли.

– Где?

– На втором этаже. Вы меня подсадите?

– Попробую, – кивнул рабочий.

Мякишев, поднявшись по прутьям, встал ему на плечо и уцепился руками за украшение балкона. Рабочий закряхтел от натуги. Мякишев быстро подтянулся и взобрался на балкон. Потом, оглядевшись, взялся за лепнину на стене и медленно пошёл по карнизу.

– Будьте осторожны, – предупредил Савелий Игнатьевич.

– Да, конечно, – ответил сверху Мякишев.

Поручик сделал шаг – и неожиданно его нога оскользнулась, и с дома посыпалась штукатурка. Савелий Игнатьевич с волнением смотрел на светлую фигурку, повисшую на уступе рядом с окном.

Несколько секунд светлая фигура раскачивалась в воздухе, а потом Мякишев медленно влез на выступ. Поручик, похожий снизу на букашку, подтянулся к чёрному квадрату, выделявшемуся в стене, и, взобравшись на раму, скрылся внутри.

Через несколько минут ворота открылись, и поручик, появившись с той стороны, отошёл в сторону, пропуская Савелия Игнатьевича вперёд.

– Вы уверены, что хозяева не будут возражать?

– Не будут, потому что это фантом! – крикнул Мякишев. – Призрак! – Он рассмеялся и развёл руками. – Здесь всё – призрак.

Савелий Игнатьевич вошёл в парадное, поднялся по белоснежной лестнице и очутился в огромном тёмном зале. Наверху сверкала хрустальными подвесками люстра, а у стен стояла богато украшенная мебель и светлели каминные изразцы. Рабочий растерянно застыл, не зная, куда идти.

– Я сейчас! – крикнул Мякишев и исчез.

Скоро он вернулся с горящей свечой и начал поочерёдно зажигать канделябры.

Зал осветился тусклыми жёлтыми огоньками и стал похож на волшебную пещеру из сказок.

– Нужно найти путь наверх, – деловито сказал Мякишев. – С крыши должен быть неплохой обзор. Вот, держите. – Он протянул рабочему второй подсвечник.

Они прошли через несколько огромных залов, где во тьме на стенах угадывались картины. Савелий Игнатьевич заглянул в боковой проём и, поведя свечой, увидел боковую лестницу. А потом свет отразился на золотой вязи множества корешков.

Ряды книжных полок шли до самого потолка, теряясь где-то в вышине.

– Олежа, идите сюда скорее! – крикнул он Мякишеву.

Поручик вошёл за ним и присвистнул.

– Ничего себе.

Савелий Игнатьевич подошёл к письменному столу, в беспорядке заваленному бумагами. Свет отразился от чернильницы, рядом с которой темнела старинная книга в толстом переплёте.

Она была настолько древней, что пожелтевшие страницы вывалились и были от руки пронумерованы свежими чернилами. В неровном пламени свечи темнели странные буквы. Рядом лежал лист бумаги, покрытый аккуратным почерком.