Дмитрий Светлов - Закон меча

– Для княжеской сотни легкие шлемы и нагрудники, – ответил стражник и, указав на оружейные склады, продолжил: – Вон последняя телега выгружается.

Норманну захотелось посмотреть на новинки кузнецов, которые могли появиться только стараниями Максима. Осмотр доспехов в первый момент озадачил. Если бердыши полностью соответствовали своему боевому назначению, то защитная амуниция оказалась просто красивыми железяками. Тонкая жесть кирасы с медвежьей мордой по центру могла противостоять разве что удару кинжала. А шлем! Выглядел шикарно, спора нет, витой шнурок вместо ремешка, кокарда с гербом замка. Изящная форма в непонятном стиле то ли римского центуриона, то ли дореволюционного пожарника говорила о фантазийной идее автора. Желая получше рассмотреть, Норманн взял шлем в руки. Ну да, тонкий металл исключал боевое использование. Закравшееся у него подозрение мог подтвердить только дьяк, который отвечал за ружейные кладовые.

– Что еще привезли для княжеской сотни? – последовал провокационный вопрос.

– Полный комплект одежды красного цвета вместе с сапогами и плащами, – последовал незамедлительный ответ.

Норманн развернулся и быстрым шагом направился к Максиму, кроме него, больше некому было придумать подобную киношную мишуру. Разукрашенная гвардия у дверей вообще придумана всякими режиссерами для красоты кадра. По жизни в дворцовых комнатах стояли слуги, их обязанностью было открывать перед важными персонами двери, пододвигать кресла и выполнять прочие мелкие поручения. Причем у высшей знати Петербурга в слугах ходили только дворяне. История знает множество случаев, когда они весьма зло шутили над забывшимися гостями.

Максим находился в приемном покое, его ловкие пальцы наносили на царапины княжичей бесцветный клей. Разговаривая словно бы с самим собой, профессор неизвестных наук по-старушечьи причитал, что таким молодцам-удальцам надо быть осмотрительнее, когда становишься в строй с опытными воинами. Мол, закаленные в боях дружинники могли ненароком и зубы вышибить, и кости поломать. Василий Васильевич с Федором Александровичем послушно подставляли свои царапины и делали вид, что слова Максима к ним не относятся.

– Вот и чудненько! – завершив работу, воскликнул лекарь. – Приходите через день, я очищу ранки и положу чудо-мазь, – и указал на баночку под иконой Николая Угодника.

Юноши вежливо поклонились и вышли через дверь, ведущую в сторону жилых помещений.

– Ты их специально в строй поставил? – обмывая руки, спросил Максим.

– Оба небитые и невоевавшие, дал прочувствовать «радости» воинского строя.

– Сам чего пришел? Будущих правителей утешить или по делу?

– Чего их утешать? Занозистые ребята, для начала пусть шишек набьют, затем уму-разуму научу.

– С Федором Александровичем можешь не стараться, его вместе с отцом в Орде убьют. Иван Килита наймитов подошлет.

– Не мое дело! – отмахнулся Норманн. – Мы давеча про Орду говорили и предстоящую свару между монголами и половцами. Можешь прояснить причины и следствия?

– Пошли наверх к компьютеру, заодно кое-что интересное покажу.

Они прошли через зал, где Софья Андреевна объясняла монахам тайну игры света на картине. В качестве примера рисовали обычную слезу, сначала мелом на доске, затем карандашом на листке бумаги.

– Князь Андрей! – увидев Норманна, позвала Софья Андреевна. – Чем завершается Петровский канал? Ты не знаешь?

– Между Ковдой и Вытегрой? – зачем-то спросил Норманн и тут же ответил: – От того канала осталась семикилометровая сухая траншея.

– Ага, уже хорошо. Мы поставим с двух сторон шлюзы и завернем в канал речушки, что поблизости впадают в болотистые озера.

– Не затопишь все вокруг?

– На то водосбросы есть, – с улыбкой ответила Софья Андреевна, – пусть и деревянные, но надежные.

Норманн немного понаблюдал за работой начинающих художников, затем не удержался и помог ближайшему монаху нарисовать текущую по щеке слезу.

– Здесь останешься или дальше пойдем? – недовольно спросил Максим.

Рабочий кабинет Максима на первый взгляд мог показаться чудом аскетизма. Простенькие полочки с книгами и сундучками, просторный струганый стол с множеством выдвижных ящичков и обычные жесткие стулья с высокой спинкой. Но это с точки зрения человека четырнадцатого века, в двадцать первом веке подобную обстановку сочли бы за шик-модерн по самой высокой ценовой планке.

– Я надеюсь, ты аккумуляторы держишь не в своей спальне? – на всякий случай спросил Норманн.