Олег Измеров - Задание Империи

– Что-то представляю.

– Вначале хотели сделать эмблемой медведя.

Виктор чуть не поперхнулся пивом. Вот это был бы превед!

– Что это с вами?

– Ну это… бык он как-то американистее. Типа родео и прочее.

– Босс тоже так сказал. Поэтому его и зовут Главрыбой.

– Кем?

С Главрыбой у Виктора твердо ассоциировалось нечто булгаковское.

– Ну как это точнее перевести… Кингфиш, король-рыба, царь-рыба… В общем, есть мелкая рыбешка, есть крупная и есть главная, главрыба, если следовать новой русской привычке сокращать слова. Сев в президентское кресло, Главрыба уволил из госаппарата почти всех служащих и набрал новых… А вы еще не передумали идти на пляж? Жара уже спадает.

– Ничуть. Обновим новые плавки.

– Кстати, купальные костюмы можно не покупать, а брать напрокат прямо на пляже.

– Белье напрокат? Знаете, это как-то…

– Оно выстирано и выглажено. Вы же пользуетесь в гостинице постельным бельем? Его тоже стирают и гладят.

– Ну все-таки… Не знаю, как-то это не совсем…

– Слушайте, я, наверное, начинаю хмелеть… У меня такое впечатление, что вы, Виктор, родились и выросли в богатой семье. В которой можно не думать о том, что завтра можно остаться без службы, без крыши над головой, без гроша в кармане, без теплой одежды, без всего. Тогда привыкают к таким мелочам, например, покупают себе купальный костюм, не думая, что будет завтра, снимая апартаменты, обставляют своей мебелью… Это не критика, просто разница ментальности. Или, может, ваши детство и юность прошли в очень богатой стране. Может быть, когда каждый из нас здесь получит по четыре тысячи долларов, здесь все будут думать точно так же.

«Блин, наш СССР, оказывается, был богатой страной, а мы этого не знали и не ценили».

…Обсыхая в полотняном шезлонге и слушая, как океанские волны разбиваются об американский континет, Виктор пытался представить себя где-нибудь в Евпатории, но получалось плохо. Во-первых, прибой был повыше, грохотал, как в шторм, и воздух сильнее насыщен океанскими брызгами и соленой пылью, а во-вторых, пахло здесь немного не так. Купаться, как оказалось, можно было только в присутствии рядом мистера Сэллинджера, а Джейн бегала окунуться лишь тогда, когда они выходили из воды; вещи в итоге все время находились под присмотром. Спасателей, кстати, и на деревянных вышках, и на катерах на этом пляже хватало. Короче, появилась возможность спокойно подумать под транслируемый местной радиосетью фокстрот «Когда я готовлю завтрак для моего любимого».

Картина получалась, как говорили во времена Горбачева, пестрая. В голове Виктора сложились сразу два образа Хью Лонга, которого он должен был склонить, как помнит читатель, к созданию атомной бомбы. Первый Хью Лонг выглядел провинциальным бунтарем, бросившим вызов богатой элите, чтобы создать в Америке средний слой – среднего зажиточного американца. Второй Хью Лонг смотрелся циничным демагогом, спекулировавшим на мечтах американцев, беспринципным политическим карьеристом и полуграмотным самодуром. Как это все сочеталось в одном человеке, можно было только догадываться. А может, эта двойственность есть всенепременное качество каждого здешнего политика?

Плюс к тому было непонятно, кто же за Лонгом стоит. Кто стоит за этим гигантским переделом накопленных в стране денег, сосредоточенных в руках кучки семей. Население – это, конечно, опора, это, конечно, активисты и голоса, но листовки, эфирное время, те же поездки по стране – на это нужно конкретное бабло. Средний класс тут пока хилый. Значит, в Лонга вложились богатые. Кто и зачем, вернее, подо что?

– Сейчас везде негры, – раздался громкий голос где-то позади и справа. Здесь на пляже говорят громко, видимо, из-за океанского прибоя. – Этот южанин привел с Юга целые полчища негров и женщин, и они выживают нас! Зачем наши предки освободили Юг?

– Разумеется! – донесся ответ. – Эти квоты! Эти феминистки, которым место на кухне! Феминизм – это от машин. Когда женщина готовила у очага, она не думала о политике. Мясокомбинаты, автоматические кафетерии, рефрижераторы – все это портит американское общество.

– И негры – от машин. Машина чистит обувь за монету, лифт ходит без лифтера, а на Юге машина сама собирает хлопок! Неграм стало нечего делать!

«Ну вот и расизм тут вполне открыто, а заодно и сексизм, – подумал Виктор. – Вот почему они теперь за политкорректность-то взялись! Это у них не достижение, политкорректность, а результат пороков общества».